Владимир Тихонов: «Я — обыкновенный человек со своими слабостями и радостями»

Придя на встречу, чтобы взять интервью, я оказалась на планерке. Директор архитектурно-этнографического музея «Тальцы» Владимир Тихонов обсуждал с сотрудниками рабочие вопросы. Увлеченный, волевой, прагматичный, сочетающий внешнюю мягкость и стальной стержень, целеустремленный и напористый — только такой человек мог создать крупнейший в России комплекс под открытым небом, ставший вторым по значимости брендом Приангарья после Байкала.
Более 30 лет Владимир Викторович возглавляет «Тальцы». Он ведет серьезную научно-исследовательскую работу, является автором более 250 научных трудов. В 2021 году Владимир Тихонов был удостоен звания «Заслуженного работника культуры» РФ.

Мы поговорили о том, откуда приходят новые идеи, как пополняются музейные экспозиции, нужно ли начальнику быть деспотом и чем директор музея занимается в свободное время.

Екатерина САНЖИЕВА

Задача — сохранять историческую память

— Как и из каких источников пополняются ваши экспозиции? Кто определяет, ценная вещь или нет? Проходит ли будущий экспонат какую-то экспертизу?
— Пополнение фондов идет по нескольким направлениям. Первое — сбор экспонатов. Раньше ездили по деревням, искали старинные вещи. В последнее время ездить перестали, потому что таких вещей практически не осталось. А те, у кого они сохранились, понимают ценность этих вещей для семьи. Второе — люди сами приходят к нам и предлагают какие-то раритеты. Мы смотрим, подходят ли нам эти предметы, имеют ли ценность для экспозиции. У нас есть научные сотрудники, которые на глаз могут определить примерную ценность той или иной вещи. Потом ее передают в фондово-закупочную комиссию, которая делает заключение о том, сколько стоит данный экспонат. Ну а директор принимает окончательное решение. Третье направление — это закупки в антикварных магазинах и на сайтах. Иногда там попадаются уникальные вещи. Вот недавно мы купили пожарный насос дореволюционных времен с царским гербом. Он пойдет в нашу пожарную часть. Но формирование фондов для нас не самоцель. Цель в том, чтобы эти экспонаты были включены в экспозиции, выставки и были доступны людям, а не копились бы пыльным хламом.

— Вы сказали, что редких вещей почти не осталось. С чем это связано?
— В конце 90-х годов — начале 2000-х был большой выбор уникальных вещей. Тогда все продавали: приходилось выживать. А сейчас люди понимают ценность предметов старины: это память о бабушке или дедушке, фамильная реликвия. Но и сегодня есть дарители, которые хотят увековечить память о своих предках. Они приносят раритеты в музей, чтобы сохранить их. Мы это все атрибутируем, оформляем авторство вещи, записываем, кому он принадлежала. И это сохраняется на века. Несут в основном утилитарные вещи советского времени. Мы собираем и этот период. В будущем мы планируем создать на территории музея советскую колхозную деревню.

— В  «Тальцах» открываются новые зоны и появляются новые объекты. А несколько лет назад говорили о том, что здесь будет построена большая городская коммерческая экспозиция, где будут гостиница, рестораны, магазинчики, работающие круглые сутки. Будет ли это все реализовано?
— «Тальцы» — это музей второго поколения. В СССР и России первые музеи создавались как коллекционные: нужно было спасать уникальные объекты культурного наследия. Их собирали, вывозили в одно место, помещая объекты в эффектный видовой ряд без привязки к инфраструктуре. Мы же ставим задачу сохранять не только материальное наследие, но и историческую память на основе историко-культурного зонирования. Наш музей показывает, как жили этносы, населявшие Сибирь в прошлом. Мы первые и единственные в России провели детальное историко-культурное зонирование и выделили десять частей. Они формировались по этно-географо-экономико-хозяйственному принципу. Мы обращали внимание на те признаки, которые отличают один этнос от другого, или опирались на различия внутри одного этноса. Вот это наша задача. Сейчас музей построен только на 50 процентов от проектной мощности. В будущем мы планируем построить все десять зон, в том числе и городскую. Ведь наш музей региональный, а городская культура — часть культуры региона, и без нее мы не будем полноценным музейным комплексом.

— Какого периода будет эта городская зона?
— XIX века. Возникла идея сделать ее не чисто музейной, а музейно-коммерческой по аналогии со 130-м кварталом, только более аутентичной. Губернатор, кстати, с удовольствием поддержал эту идею. Там будут и магазинчики, и лавочки, и пять чисто музейных объектов. Сейчас мы подбираем дома. Уже вывезено несколько объектов городской инфраструктуры XIX — начала XX веков. Мы просим государство субсидировать воссоздание этих зданий, а остальное будет оплачено по коммерческой схеме. Мы планируем закончить этот проект в течение трех лет.

Выйти на шесть миллионов посетителей в год

— Откуда вы черпаете идеи?
— У думающего человека идеи есть всегда. Чаще всего они приходят во время экспедиций. Вот совсем недавно мы побывали в селе Голуметь. Там есть прекрасный купеческий дом. Он бы идеально вписался в одну из наших экспозиций. Но перевозить памятники архитектуры сегодня непросто. Я прагматик и продвигаю только те идеи, которые можно реализовать.

— Кстати о замыслах. Какие новые интересные мероприятия в  «Тальцах» ожидают гостей?
— Мы проводим много мероприятий. Невостребованные — отсеиваем, новые — придумываем. Например, фестиваль русской оперы идет на ура. Подобный фестиваль проходит под Липецком, но звучит не так громко, как наш. Это масштабное яркое зрелище: Байкал, острог, музыка, живописные костюмы и декорации. Также мы проводим свадьбы, регистрации, венчания. И все же для нас главная задача — это развитие экспозиции. Сейчас мы завершаем строительство зиминской синагоги, доделываем внутреннюю отделку татарской мечети — одним словом, пополняем «коллекцию» культовых объектов.

— А как вы воссоздаете эти здания?
— Перед реконструкциями и реставрациями мы проводим большую подготовку: поднимаем архивы, читаем книги, разговариваем с людьми — одним словом, воссоздаем все максимально достоверно, хотя и многое было уничтожено. В этом году мы поставили буддийскую избушку, где медитировал лама. Это самое маленькое здание буддийской конфессии. Дацан тоже будем воссоздавать. И когда мы эту работу завершим, «Тальцы» окажутся единственным в мире музеем, где в местном деревянном зодчестве собраны все строения основных мировых конфессий, кроме протестантства.

— Вы так буднично сказали «окажется единственным в мире». Понимание этого не дает вам основания расслабиться и почивать на лаврах?
— У нас многое — единственное в России и в мире. Тем не менее привлечение посетителей — это одна из основных задач. По нашей задумке нынешние 250 тысяч посетителей в год должны вырасти до 6 миллионов посетителей. А поскольку в нашу область часто приезжают туристы из Китая, это вполне реально. Наша инфраструктура на такой поток как раз и рассчитана. Шведский аналогичный музей Скансен принимает 6 миллионов в год. По площади он меньше «Тальцов». А в нашей стране мы самые большие и по площади, и по количеству объектов — у нас их 178.
Как видите, расслабляться нам некогда. Если не успеем вывезти здание-оригинал, значит, придется все воссоздавать в новоделе. А сегодня система строительства экспозиции сложная: по законодательству объекты культурного наследия нельзя перемещать, нужно реставрировать на месте. А если этот уникальный памятник находится где-нибудь в Качугском районе, где 15 дворов? Там дом постепенно приходит в упадок, гибнет. Почему бы его не перевезти в иную аналогичную историческую среду? Но, увы, законодательство у нас негибкое.

Деспотом быть нерационально

— Вы работаете в «Тальцах» почти тридцать лет. Расскажите, как вы попали в музей? Вы ведь по специальности сейсмолог.
— Я работал в Академии наук в лаборатории инженерной сейсмологии. Наука в то время разваливалась. И тут мне предложили стать директором «Тальцов», где тогда стояло три домика. Сначала я отказался, а потом подумал: почему бы и нет? Меня всегда восхищало деревянное зодчество. Сейчас у нас 40 экспозиций. Я рад, что поменял профессию. Посвящаю работе почти все время. Хочется оставить что-то после себя потомкам. Вместе со мной работает целый штат специалистов, энтузиастов, знатоков своего дела.

— А как приходят в музей ваши сотрудники? Сегодня есть проблема кадрового голода, да и музейщиков сейчас почти нигде не готовят.
— Кадровый голод на профессионалов есть всегда. Через наш музей прошло очень много так называемых научных сотрудников. Они осели в других учреждениях. У нас же своя специфика: специалист должен заниматься не только музейным делом, но и этнографией, и построением экспозиционного пространства, и скансенологией (наукой о музеях под открытым небом — Е. С.), и архитектурой. Все это не каждому дается. Мы бы еще двух сотрудников взяли, но их надо готовить: им нужно лет десять по деревням поездить, посмотреть на все, прочувствовать народную культуру. Нынешние работники через это прошли вместе со мной: сначала они меня учили, потом я сам стал учить новых сотрудников. Плюс ко всему музееведу нужно сидеть в архивах. Это кропотливый труд.

— Вы много лет руководите таким большим учреждением. Наверное, без некоторого деспотизма на такой работе не обойтись?
— Нет. У нас все спокойно. Деспотом-то зачем быть? Это нерационально. Если человек строит экспозицию, пусть он ее построит. Ошибки поправить легче, чем создать заново. Я философски ко всему отношусь. Криком, санкциями не поможешь. Если человек понимает, что не способен тут работать — он уходит сам.

«Люблю оперетты. Драмы и так хватает»

— Как я понимаю, работа у вас на первом месте. Вы в этой сфере жесткий, целеустремленный человек. Каким знают вас ваши близкие люди?
— Я обыкновенный человек со своими слабостями, радостями, заскоками. Мои близкие как-то приспосабливаются.

— Расскажите о своем хобби.
— Я трудоголик, мне все время хочется что-то делать: строить, писать, встречаться с людьми, собирать экспонаты. Главное мое увлечение — строить своими руками. У меня на Ольхоне есть усадьба, которой 160 лет. Я ее ремонтирую, достраиваю, довожу ее до музейного состояния, сохраняя национальную аутентичность жилища. Уже сейчас это практически музей. Это строение середины XIX века. Раньше там жила бурятская семья. Я купил эту усадьбу сорок лет назад. Тогда она была в запущенном состоянии, а теперь это конфетка. Многие туристы заезжают туда. Сам я там бываю летом недели две.

— Где вы чувствуете себя комфортнее всего?
— На Ольхоне я релаксирую. Да и в городе чувствую себя нормально. Особенно об обстановке я не заморачиваюсь.

— Ваша жена тоже работает в сфере культуры?
— Моя жена работает в музее. Мы здесь и встретились. Она пришла устраиваться на работу. А потом все просто: познакомились, поженились, родили ребенка. Мария — реставратор одежды. Это редкая специальность, класс реставрации у нее высочайший. В Сибири Маша — одна из лучших реставраторов одежды. А как-то мы с супругой шли по Петербургу, увидели в витрине магазина куклу. Я ей предложил: а начни-ка делать кукол! Теперь ее куклы есть и в нашем музее, и во многих частных собраниях России. Жена делает разные тематические коллекции. Допустим, детские образы из рассказов Толстого или исторические личности. Мария, как и я, генератор идей. Сейчас она мечтает открыть музей кукол и музей моды в Иркутске. В России подобных музеев пока нет.

— А ваши дети чем занимаются?
— Сын и дочь взрослые. Внучка учится в школе, но уже чемпионка мира по тайскому боксу. Я за нее все время переживаю.

— Как вы проводите свободное время? Ходите в театры, в кино?
— Люблю театры. В основном, оперетты. Потому что драмы и без этого хватает. Люблю коллекционировать интересные вещицы: марки собирал, значки. Ну и, повторюсь, люблю строить. При необходимости могу построить дом. Этому я уже научился. А тому, чего не знаю, учусь. Голова на плечах есть, руки работящие есть — бери и делай. И дома все делаю сам: ремонт, газосварку, укладку плитки.

— Немного пафосный вопрос. Оглядываясь назад, какими своими делами вы гордитесь, а что бы вы сделали по-другому?
— Горжусь тем, что я заложил основу музея. Главное, чтобы мое дело продолжили. А может, я и сам успею все достроить. Что хотел бы исправить? Возврата к прошлому нет. То, что не получилось, надо обдумать и пережить, а то, что получилось, стоит продолжать.