Светлана Михеева: «Успешность — это не про искусство»

Как рождается книга? Магия ли это, мистика или планомерная серьезная работа? Что стоит за словами, образами, историями? Откуда автору приходят его герои? Почему литература, по большому счету, неудобное дело? И как людям творческим научиться не враждовать, а принимать другого, восхищаться его достижениями? Об этом мы поговорили с писателем, поэтом, эссеистом Светланой Михеевой, которая недавно презентовала свою новую книгу «Каплин дом».

Екатерина САНЖИЕВА

Город как место предназначения

— Как получилось, что ты обратилась к прозе? Читателям ты больше известна, как поэт.

— В юности я писала стихи, в Литературный институт поступала как поэт. В институте были курсовые и контрольные, мы обсуждали на мастерских творчество коллег — так я познакомилась с эссеистикой. Вуз ведь творческий, самостоятельность, нетривиальность в работах приветствовались. И от художественной прозы тоже не зарекалась, пробовала. Даже соорудила какую-то неловкую пьесу. Но от драматургии не получила моральной отдачи, ничего интересного для себя не открыла. А вот в прозаических опытах что-то было. Первый свой законченный рассказ «Тетенька и слон» написала, как выпустилась из Лита — в 2010 году. С ним стала лауреатом международного Волошинского конкурса, его опубликовал журнал «Дружба народов». Собственно, это было приятным бонусом к тому, что проза меня просто заинтересовала своими возможностями. С тех пор занимаюсь и поэзией, и художественной прозой, и эссеистикой. В последнее время добавилась еще детская литература. Они прекрасно сосуществуют вместе.

— Повесть «Каплин дом» — это история людей и города. Я бы сказала, что Иркутск у тебя не только декорации, фон, но и герой со своим особым характером… Как вообще родилась идея написать эту повесть?

— В повести «Каплин дом» город, действительно, не фон для происходящего, а живая система, состоящая из множеств — сообществ города, его архитектурного наполнения, легенд, людей с их желаниями, которые пересекаются, совпадают или конфликтуют. Это область взаимодействия людей, вещей, энергий. Замечала, что один город под разными углами зрения — это словно разные города? Для меня пространство города осмысливается не как место пребывания, случайное или навязанное (судьбой, обстоятельствами, родителями), а как место предназначения. Не могу сказать, когда возникла идея, потому что она набирала вес постепенно, я словно получала какие-то доказательства от пространства, что нужно написать о городе и о доме. Бродила по Иркутску, смотрела на дома, мысли какие-то приходили — записывала.

Впервые тема старого дома и старого города, наполненного памятью и временем, возникла в стихах. Отчасти она перекликается с идеей моей поэтической книги «Воображая лес», которая вышла в 2021 году. Но в «Каплином доме» эта тема оформилась, когда я уже достаточно расписалась. Можно сказать, что я как будто вытирала по частям запотевшее зеркало, в котором проступали очертания сюжета, характеры героев.

— Кстати, о героях. Есть писатели, которые берут персонажей «из головы», а есть те, кто «списывает» их со своих знакомых. Как ты создаешь своих героев?

— Все герои вымышлены. У некоторых персонажей есть узнаваемые черты — но это, скорее, отдельные заимствования для создания характера. Есть один составной персонаж, Витольд Сосновский, в котором можно увидеть отличительные и узнаваемые черты нескольких поэтов. Этот персонаж — один из духов города, воплощение его творческой, не подчиняющейся общим правилам энергии, олицетворяющий иррациональность и свободу этого пространства. А вообще я думаю, что герои любой книги — это, отчасти, и представление автора о себе в разных обстоятельствах.

— То есть можно сказать, что и мужчины, и женщины, плохие и хорошие — это ипостаси автора? Его внутренние воплощения?

— Не буквально, но в каком-то смысле — в смысле возможности. Я считаю, что все люди связаны невидимыми ниточками, встречи не бывают случайными и герои, которые, строго говоря, выдуманы, тоже выдуманы автором не случайно.

Человек как часть чего-то большего

— История, рассказанная тобой, очень иркутская и очень неудобная. Дома горят, уничтожается архитектурное наследие, уходит старый город. И все это не без участия людей, облеченных властью.

— История, действительно, очень иркутская. В первую очередь, это мое признание в любви к Иркутску. Но острая социальность истории не в том, что, мол, город горит и никто ничего не делает. Там вообще не об этом. Напротив, это история о выборе конкретного человека: дом мог бы и не сгореть, если бы не вмешался личный мотив, мотив мести. Эта повесть о том, как каждый из нас, независимо от положения, социальных обстоятельств видит себя в этом мире, свою миссию и свою ответственность, готов он любить или же разрушать. Моя задача была показать, что люди любого положения могут нести добро, а могут — зло.

«Каплин дом» полифоничен, в нем действуют и говорят разные персонажи, населяющие город: и бомжи, и чиновники, и домохозяйки, и учителя. Все они каждый день делают какой-то человеческий, личностный выбор. Я думаю, что наше государство как раз сейчас заинтересовано в формировании такого общества, где люди будут думать не только о себе, но и о других, и отдавать себе отчет в том, что все имеет последствия. Это, конечно, вовсе не какие-то отдельные «государственные» истины, а общечеловеческие, вечные. Мы как-то от них отдалились, что ли. И мне просто хотелось о них напомнить.

— В одном интервью ты сказала: «Иркутск в чем-то так и остался городом кланов, где объединение — это дружба против кого-то, а личный интерес превалирует над интересом общественным, над интересом искусства в данном случае. Иркутск — это город, который никак не может договориться сам с собой, не может осознать себя». Что ты имела в виду?

— Я говорила о состоянии литературного сообщества. Людям нужно объединяться в чем-то более возвышенном, чем достижение личной выгоды и дружбы против кого-то. Нам нужно учиться любить себя в своем пространстве и принимать тех, кто живет рядом. Нужно учится восхищаться друг другом, достижениями другого. Или хотя бы благосклонно их принимать. Люди культуры во многом определяют качество этого жизненного пространства. Именно поэтому хотелось бы сотрудничества, а не конфликта, не отталкивания. Хотелось бы настоящей, большой литературы. У Иркутска славное литературное прошлое, и сегодня здесь достаточно интересных авторов, есть поводы для гордости. Но в самом Иркутске о них, порой, даже не знают. В этом смысле город себя не осознает.

— В «Каплином доме» герои много рассуждают о свободе. Что такое свобода в твоем понимании?

— Да, герои повести часто задают эти вопросы. Потому что понимание свободы во многом определяет нас, в том числе в тяжелые времена, во времена испытаний и в густонаселенных пространствах, где мы — бок о бок с другими людьми. И нам, порой, тесно, что-то нас томит, воздуха как будто не хватает. И мы думаем, что нам бы свободы, как глотка свежего воздуха, а там и счастье привалит… А счастья все нет и нет! Думаю, что человек, в принципе, всегда свободен, свободен для выбора. В каком-то смысле это позволение себе делать добро. Если ты делаешь правильный выбор, то совесть твоя будет чиста, а душа спокойна.

Свобода — это не какое-то конечное состояние, к которому мы должны стремиться, а возможность наших действий, приводящих к согласию с самими собой и миром. Тогда становится очевидным правило: наша свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. И нам от этого не плохо, а хорошо. Человек — это часть чего-то большего, социума, ноосферы, вселенной. Вот с этого и нужно, на мой взгляд, начинать думать о свободе.

«Эту плиту я не выключаю»

— Как ты относишься к определению «женская поэзия» или «женская проза». Уместна ли такая градация в литературе?

— Это вопрос для ломания копий и бесконечных споров. Хотя такое деление, на мой взгляд, бессмысленно. Устраиваются даже фестивали женской литературы, поэзии — и они, думаю, работают только в поддержку прежней снисходительности к женскому литературному творчеству, пробуждают угасшие предубеждения.

Я в принципе не склонна делить литературу (как искусство) на мужскую и женскую. Все мощное, самостоятельное, самодостаточное не нуждается в половой принадлежности автора. По большому счету, читателю и зрителю (это я о кино, снятом по книгам) сегодня все равно, кто написал «Мельницу во Флоссе», «Даниэля Деронду» — мифический Джордж Элиот или реальная англичанка викторианской эпохи Мэри Энн Эванс. Автор крут, вот и все.

Применяя выражение «женская поэзия», сегодня многие имеют ввиду какое-то лирическое нытье сомнительного качества. «Лирическую халтуру», как говорил (безо всякой привязки к полу) советский поэт Михаил Светлов. Но к настоящим поэтам и прозаикам никто никогда не применит такого определения. В этом случае характеристика «женская» не будет оценочной, она останется просто констатацией, что автор — женского пола, смотрит на ситуацию как представитель женской вселенной, которая парна мужской и не менее интересна. Какой же умный человек, читатель, критик откажется взглянуть на мир немного под другим углом? Для этого авторы и пишут.

— Что дает тебе толчок к творчеству? Рождается ли произведение долго или на одном дыхании?

— Писательская кухня — дело разнообразное. Самое главное, что процесс никогда не прекращается. Можно сказать, я эту плиту вообще не выключаю: что-то все время вертится в голове, что-то продумывается, залетают строчки, какие-то имена, мысли о всяком. Накопился архив — блокнотов штук тридцать, куда в последние лет пятнадцать записываю то, что считаю важным. Сначала все было более или менее хаотично. У поэтов — зефирных, ветреных созданий — всегда так: написалось стихотворение, вот и хорошо. Потом, когда я обратилась к эссеистике и прозе, сложилась некая внутренняя самонастраивающаяся система: я точно понимаю, когда нужно писать и как распределить силы. Обычно у меня в работе сразу несколько книг. Сейчас, к примеру, книга стихотворений и детская, которую хочу закончить до января.

Толчка для того, чтобы начать писать мне не нужно — как правило, есть настрой, мысли, и однажды приходит ощущение, что пора начинать. Это какое-то интуитивное понимание. Я ему не сопротивляюсь.

Сколько будет писаться то или иное произведение никогда не знаю. Стихотворение может не появляться годами, лежит себе и лежит. Ждем с ним нужного часа. С прозой и эссеистикой другая история — просто сажусь и пишу.

— Как тебе — журналисту, редактору, руководителю творческого Союза — удается находить время для писательства?

— Знаешь, время находится само собой. Есть у меня какой-то ангел времени. Ночами, бывает, работаю, но лишь когда трудно остановиться, когда что-то увлекает. Со стихотворением могу просидеть, даже не заметив, что прошли часы. Особых привычек, ритуалов у меня нет. Но заметила, что хорошо сосредотачиваюсь в кофейнях. Днем занимаюсь основной работой в газете, а до нее или после захожу в кафе и там работаю. Мне нравятся такие пространства, где шумно, кто-то что-то делает, все разговаривают, а в большие окна видна городская жизнь.

— Что бы ты посоветовала начинающим авторам, которые мечтают сесть и написать первую книгу? И что, на твой взгляд, нужно, чтобы сделать ее успешной?

— Я бы посоветовала только одно: не откладывать работу на завтра, пробовать сейчас, сразу, не отходя от кассы. Еще один совет — больше читать. Писатель — это тот, кто все время находится в процессе самообразования. Банально, конечно, но только так можно чего-то достигнуть, создать стоящее и новое.

Ну а успешность книги — отдельный разговор. Что является мерилом успешности? У всех разные критерии: у кого-то высокие продажи, у кого-то — признание уважаемых коллег. Для того, чтобы сделать книгу успешной в продаже, раскрутить (так, чтобы даже тот, кто ее не читал, захотел высказаться) нужен пиар. Технологии обкатанные, известные, да и соцсети в помощь. Собственно, на этом построен книжный бизнес, который живет от прибыли. Ему нужны эти самые продажи, а для них нужны шумиха и премии, которые обеспечивают и автору ощущение этой самой успешности. Но следует иметь ввиду: книжный бизнес — игра по определенным правилам, не стоит его идеализировать. К тому же, часто за «успешным» стоит в лучшем случае удовлетворительное, в худшем — второсортное и пустое чтиво.

Второй вариант успешности, по гамбургскому счету, сложнее. Нужно просто написать отличную живую книгу. Мне этот вариант симпатичнее. Наверное, разговор про успешность — это все-таки не совсем про искусство. Это всего лишь про социальный отклик на что-то, выраженный в славе или деньгах. Стоит ли автору, которого тревожат серьезные вопросы бытия, на этом сосредотачиваться? Не знаю, я бы для начала посоветовала написать что-то стоящее, опубликовать в литературном журнале, издать книгу, а потом уже с этим жить согласно обстоятельствам.

ДОСЬЕ
Светлана Михеева — писатель, поэт, журналист. Лауреат премии С. Иоффе, лауреат Международного литературного Волошинского конкурса, Всероссийского конкурса одного стихотворения гражданской лирики им. Некрасова, лауреат премии имени Сергея Аксакова.
В 2009 году окончила Литературный институт имени Горького. В том же году вместе с поэтом и журналистом Артёмом Морсом создала арт-проект «Поэты в городе». С 2011 по 2014 годы возглавляла Иркутское отделение СРП, потом — Иркутское региональное представительство СРП.

Автор пяти книг стихов: «Происхождение зеркала» (2009, Иркутск), «Отблески на холме» (2014, М.: «Воймега»), «Яблоко-тишина» (2015, М.: «Воймега»), «На зимние квартиры (2018, М.: «Водолей»), «Воображая лес» (2021, «Востсибкнига»); книг прозы: «Тело» (2015, СПб: «Геликон-Плюс»), «Открытое море» (2018, Иркутск), «Роза, играй!» (2020г., Иркутск), «Каплин дом» (2023 г, «Востсибкнига»), детских книг «О Букинавчике и друге его Пасятке» (2015, Иркутск), «Патамушта и Кривочервячок или Когда звезды расхохочутся» (2023 г. «Востсибкнига»), сборников эссеистики «Стеклянная звезда» (2018, М.: «ЛитГост») и «Некто творящий. Восемь эссе о поэтах» (2020 г., М.: «Белый ветер»).

Книги Светланы Михеевой, изданные в Иркутске, трижды становились победителями регионального конкурса «Книга года», который проводит областная библиотека им. Молчанова-Сибирского.