«Если на сцене человек себя любит — то он заставляет любить себя зрительный зал. Это сто процентов!». «Вот одна выходит на сцену — у нее есть бриллианты. Другая выходит — у нее сапфиры. А ты выходишь — у тебя и сапфиры, и бриллианты, и аметисты, и все остальное». «Но вот Байкал — он какой-то волшебный совершенно. Просто какое-то магическое место». 30 июня участники проекта «Северный десант — 2023» провели мастер-класс по актерскому мастерству в Иркутском Доме кино.
Вероника ПЕСЧИНСКАЯ
Ольга Хохлова, наша землячка — она родом из Ангарска — вела мастер-классы для детей, а Алексей Барабаш, Алена Биккулова и Олег Харитонов — для взрослых. Всего в рамках проекта 2023 года «десантники» провели шесть мастер-классов: в Усть-Куте, Рудногорске, Новой Игирме, Железногорске-Илимском, Иркутске и в Качуге. И все они были разными, какой-то одной схемы не существует, говорит Татьяна Жиндаева, организатор проекта:
— Где-то артисты представляли мини-сюжеты, а где-то разыгрывали небольшой спектакль вместе с гостями и участниками мастер-класса. Все зависит от того запроса, который существует у аудитории.
На этот раз аудитория хотела поговорить по душам. Это был необычный разговор: гости в зале, задавая вопрос, то и дело начинали рассказывать о себе, уточняя, почему возникла такая тема. А артисты выспрашивали детали, пытаясь лучше понять: кто к ним приходит, с каким запросом? Словом, беседа порой шла на равных. Алена Биккулова снимается в кино, участвует в концертах, сама сочиняет и исполняет моноспектакли, пишет песни и музыку. А что ей ближе всего?
— Когда я снималась в кино, мне не нравилось, что ты вот роль получил, а остальное время ты ждешь. Ходишь — ждешь — ходишь на пробы. Я понимала, что время уходит, я не могу сидеть на месте, мне надо реализовываться и что-то делать. Поэтому я и стала сама все делать. Но это не значит, что я не хочу играть в кино, сниматься в сериалах, быть медийной актрисой, из телевизора. Я все это хочу! Но не могу просто ждать. Сначала я делала сольные концерты, а потом стала понимать, что мне в них тесно. Мне недостаточно просто петь! Я не могу в песнях выразить все то, что бы мне хотелось, что за мной стоит — еще нечто большее. Поэтому в какой-то момент я пришла к форме моноспектакля, где могу и играть, и петь, и весь спектр выразить.
— Так ты больше актриса или певица? — Алексей Барабаш все же настаивал на точной формулировке.
— Я женщина! И человек! — нашлась Алена. — Еще меня спрашивают: почему у меня в репертуаре песни Эдит Пиаф и Анны Герман? Вот мне всю жизнь педагоги говорили, что у меня два голоса. Я могу петь или вот так… — Алена взяла несколько нот, глубоких и низких, — или вот так! — прозвучал совсем другой голос, высокий и звонкий. — Понимаете, и я могу этим жонглировать. Хотя всю жизнь из-за этого испытывала комплекс. И мой педагог — а у меня два педагога, я все время продолжаю заниматься! — однажды сказала так: «Вот выходит артистка на сцену — допустим, у нее есть бриллианты. Другая выходит — у нее сапфиры. А ты выходишь — у тебя и сапфиры, и бриллианты, и аметисты, и все остальное. И ты весь этот букет можешь показать». И может быть — я сейчас об этом думаю! — что я и концерты буду строить именно так! Чтобы все краски показывать. Если я буду снова возвращаться к концертам после своих опытов моноспектакля. Может, это вообще будет какая-то новая форма концерта? Я не знаю. Я только иду к этому.
Алексей Барабаш, который тонко улыбался во время монолога, вставил:
— Мне очень нравится это сравнение — сапфиры, бриллианты. У каждого есть свои сильные стороны, а в Алене объединяются все возможные сильные стороны. Мне кажется, если человек уверен в своих возможностях — сто процентов они будут видны, и люди будут их чувствовать. Это так же, как если на сцене человек себя любит — то он заставляет любить себя зрительный зал. Это сто процентов! Потому что актер — это восемьдесят процентов нарцисса, десять процентов таланта и десять процентов труда.
— Часто ли происходит такое явление, как выгорание? Как от этого предостеречь, как вы восполняете свои силы, как отдыхаете?
— Я не очень сталкивался с выгоранием. Если вы имеете в виду просто усталость…
— В одном из интервью Нагиев сказал, что у него была очень тяжелая роль в фильме «Непрощенный». Он тогда две недели не мог ни с кем общаться, ушел в уединение, потом силы сами собой как-то восстановились. У вас происходит такое?
— Чтобы мне надо было уходить куда-то? Я не думаю, что мы такие глубокие артисты, как Нагиев. Мне еще отец рассказывал про мою бабушку, которая была артисткой театра в Ленинграде. Как она играет на сцене и смотрит на часы, чтобы после спектакля успеть в магазин купить продукты и накормить детей. Он рассказывал: вот она отыграла, вышла, переоделась, пошла в магазин — и все, она уже простой человек, женщина. Вот я — то же самое: я отношусь к профессии как к профессии. Нет никакой наносной романтики, поэтики, когда вот артисты после спектакля собираются и говорят: «Как мы сыграли!.. А как точно это было!..» Нет, я знаю таких, они существуют. У кого-то к себе слишком серьезное отношение, и это порой выглядит достаточно забавно. У кого-то — легкомысленное отношение, и это выглядит немного даже… эпатично!
— Расскажите, как вы побывали на Байкале?
— Мы вчера ездили на Байкал, у нас целый день был посвящен Иркутску, Байкалу. И это было потрясающе красиво. У нас был прекрасный экскурсовод, прекрасный капитан корабля. И я думал, что отдохну, но толком так и не заснул сегодня. И наша журналистка Аня Харламенко тоже говорит, что не спала. То есть, какое-то магическое место. Я видел фьорды, я видел крымские горы с моря. Там тоже очень красиво, тоже впечатляет. Но вот Байкал — какой-то он волшебный совершенно. Там вдруг туман, вдруг еще что-то. И нам непонятно, мы вчера провели день, я даже немного не понимал. Знаете, такое созерцание по Канту: это все, что было до того, как ты подумал, до того, как к тебе приходит мысль, что я смотрю. Созерцание было до этого. И вот эта оттяжка приходит. С утра я проснулся, и у меня картинки вчерашнего дня, причем очень живые. Исток Ангары — если бы мне кто-то сказал, что это — исток реки, я бы сказал: вы что, прикалываетесь, что ли? Это же настоящее устье! Исток!… Я таких истоков никогда не видел, мне кажется, в мире нет таких истоков!
— Вопрос Алёне: как вы справляетесь со страхом перед сценой, перед камерой?
— Прежде всего нужно быть уверенным в том, что ты делаешь, что ты говоришь. Что ты хочешь сказать, донести. Во-вторых, одна из главных задач — это «вынуть» свое внимание из голов зрителей, которые, как тебе кажется, твои критики и оцениватели. И не думать об этом, переключить это внимание. А оно переключается, только если ты четко знаешь, для чего выходишь на сцену, что хочешь сказать. Потому что ты — главный в этот момент, ты несешь какую-то идею со сцены. Я испытываю трепет и волнение скорее за эту ответственность перед зрителями. Это не то, как они меня оценивают. Это ответственность за то, что мне сегодня снова дана возможность им что-то дать. И если я облажаюсь, то я облажаюсь перед Ним. Понимаете? Не перед людьми, а перед Ним прежде всего. Я не донесу то, что мне положено донести, возьму и по какой-то своей слабости этого не сделаю. Вот это я, наверное, испытываю. И моя внутренняя концентрация — она действительно важна. И нужно включить всю любовь, которую я в данный момент могу выдать. Но!.. Не всегда это бывает на сто процентов. И это тоже нужно понимать. Но даже когда не на сто процентов — ты все равно что-то даешь. И происходит что-то другое. Я считаю, что на мои моноспектакли приходят те, кому надо прийти. Иногда говорят: «Ой, мы точно придем!», но что-то случается, и они не приходят. Значит, им не надо. Значит, они придут ко мне, может быть, через год, в другое место, где я сыграю по-другому. Понимаете? Потому что нет похожих спектаклей, я все время играю по-разному. У меня наполнение разное. Не знаю, ответила ли на ваш вопрос. Достаточно ответила, да?
— Как не потерять самого себя, когда вы начинаете перевоплощаться?
Алексей Барабаш:
— Это вопрос опять же к такой… романтике восприятия актерской профессии. Такого нет на самом деле. Если есть — это болезнь. Это реально болезнь, шизофрения. Романтика ощущений в этой профессии — в том, что мы погружаемся… Да, есть погружение. Но когда говорят «Стоп!», или спектакль заканчивается, то переключается всё. Мы же здоровые люди! И мы возвращаемся, выходим из роли и становимся обычными людьми. Дальше — пространство психиатрии, если человек играет Гамлета и дальше. Вот даже странно, как это сделать: выйти со сцены и остаться Гамлетом? А люди-то вокруг должны же как-то реагировать. Они должны вызвать «скорую», там, я не знаю. Как-то спасать человека! Потому что — ну, представьте себе в любой другой профессии: вот гайки человек точит. Работа закончилась, а он берет эту гайку и продолжат ее дальше точить. Домой приходит и точит ее, эту гайку, крутит, жена уже: «Что с тобой?» А он: «Я работаю!» Я говорю с иронией, но на самом деле это так и есть. Примеров много, и даже гениальные артисты среди них есть, когда люди не выходят из образов. Вот уважаемый всеми и мной в том числе Иннокентий Смоктуновский. Он в Большом драматическом театре сыграл князя Мышкина в «Идиоте». И протащил этот образ через всю жизнь свою. И так было ему хорошо и комфортно. Вот лег князь Мышкин на его природу.
— А как выходить из этих образов? Иногда люди не видят границ.
— Да, иногда люди не видят границ. Поэтому нужно окружать себя доверенными лицами, которые бы сказали об этом.
— Ваше участие в фильме «Невесомость» — это помощь начинающим товарищам или творческий поиск?
— Все, что делает Леша — это бабки, — с философским видом вставил Олег Харитонов. Переждав смех в зале, Алексей Барабаш ответил:
— Но какая же это помощь? Иван Соснин — это уже состоявшийся большой режиссер. Вы посмотрите его фильм «Иваны», это потрясающий фильм. И он снял много короткометражек. Я много снимаюсь в короткометражках, которые получают призы на разных фестивалях. В том числе и фильм «Невесомость». И работаю иногда даже бесплатно — что бы Олег ни говорил. Бабло я рублю в других местах — ну, там, банки подломить могу, ещё что-то. А так нет. Иногда снимаюсь даже бесплатно. У Ивана Соснина всё же есть бюджеты под короткие метры, но вот студенческие работы, когда ребята выпускаются, — я иногда помогаю. Потому что им нужны имена, чтобы их короткие метры кто-то посмотрел. Считаю это своей маленькой слабостью — хобби таким. Помогать начинающим режиссерам. И вообще, все эти формы — уличные фестивали или фестивали коротких метров, — чем больше их будет, чем больше люди общаются из разных регионов, когда происходит обмен интересами, мнениями, тусовка в хорошем смысле этого слова, — тем лучше будет для нашей профессии.
