Фото из архива А. Архинчеева

Сансара Александра Архинчеева

Лидер этно-рок-группы SHONO Александр Архинчеев, исполнитель горлового пения, мульти-инструменталист, мастерски владеет моринхуром, сух-хуром, лимбе, хомусом. А ещё он умеет косить траву, колоть дрова, ездить на лошади, делать национальные музыкальные инструменты. В интервью порталу «Культура 38» Александр рассказал о технике горлового пения, тонкостях продвижения народного творчества и «запредельном» мире музыканта.

Екатерина САНЖИЕВА

Рычание хищника, рев бури

— Вы как-то признались, что во время сенокоса убегали подальше от всех и практиковали горловое пение. Почему скрывались от публики, не были уверены в своих вокальных данных?
— Не сказать, что убегал. В деревне и так много мест, где можно уединиться. Просто старался уходить в лес, подальше от всех, слушая лес, пение птиц, ведь наедине с природой и учёба даётся проще. Каждый горловик в начале пути, чтобы найти свой стиль, экспериментирует, кривляется. И это не всегда звучит приятно.

— А где вы услышали горловое пение, чем оно вас зацепило?
— Однажды услышал, как поёт знаменитый музыкант Леонид Бабалаев или, как мы его называем, дядя Лёня. Он приезжал к нам в деревню с театром и исполнил такой номер. Меня его вокал поразил своим необычным звучанием, низким тембром. Я купил кассету с горловым пением и попытался подражать. А до этого в школе я под гитару пел дворовые песни, постоянно участвовал в смотрах художественной самодеятельности. У меня бабушки и дедушки пели. Родители пели, интонировали, знали много народных песен — и бурятских, и русских. Большинство композиций, которые сейчас исполняет группа SHONO, — это песни, ёхорные напевы из моего детства.  

Концерт SHONO в Москве
Фото из архива А. Архинчеева

— Но вы не сразу занялись этим искусством?
— В десятом классе стал практиковать горловое пение. Пел в стиле хархираа — это низкий, гортанный стиль, напоминающий рычание хищника, рёв бури или рокот землетрясения. Такое пение используется в шаманских обрядовых песнях и при исполнении эпосов. А после школы я поступил в музыкальный колледж имени П. Чайковского в Улан-Удэ на отделение национальных инструментов. Оказалось, что моринхур и горловое пение отлично сочетаются. Играя на моринхуре, невольно начинаешь напевать что-то народное, глубокое, древнее.

— Как вы пришли к идее создать свою группу?
— Я работал в Улан-Удэнской филармонии, играл по нотам. Но у меня всегда было желание исполнять свою музыку. Хотелось сыграть на моринхуре что-то роковое. Это на тот момент мало кто делал. Бурятская народная музыка основана на пентатонике, в основе которой пять тонов; блюз и рок — тоже. В принципе, они прекрасно сочетаются. Вот я и попробовал играть в стиле этно-рока. А потом переехал в Иркутск и встретил единомышленников. Этническая музыка, этно-рок — не очень распространенное явление. Многим музыкантам хочется попробовать что-то новое. Например, играл он долгое время классическую симфоническую музыку, а тут что-то другое. Может быть, странное и немного потустороннее.

— Сложно ли продвигать народную музыку?
— Всё начиналось на чистом энтузиазме. Была вера в себя, в свою музыку, свой потенциал. Репертуар я начал писать за два года до создания SHONO. Верил, что если это нравится мне, то и слушателям обязательно зайдёт. Первой реакцией на наше выступление у публики было удивление. Наш дебют состоялся на фестивале «Голос кочевников». Мы сыграли получасовой сет. После ко мне подошёл министр культуры Бурятии и спросил: «Саша, зачем ты уехал в Иркутск? Может, вернёшься и будешь эту музыку делать здесь?». Тогда я почувствовал: наше творчество вызывает эмоции, оно созвучно многим. На фестивале собралось четыреста человек, и весь зал рукоплескал, кричал «браво».

На Байкале тоже можно медитировать
Фото из архива А. Архинчеева

— Какие необычные отклики бывают на ваши выступления?
— Играли в Москве этой весной. После концерта ко мне подошла девочка с картинкой, где была нарисована наша группа. Она сказала: «Спасибо, что показали откуда берутся смешные звуки в мультиках». У нас тогда звучал варган. Этим инструментом в мультфильмах часто озвучивают прыжки тигра и пантеры. Мы много гастролируем. Слушатели реагируют по-разному: могут плакать или, наоборот, почувствовать умиротворение. Кто-то после концерта у меня спросил: «Вы шаман?». Я же отношусь к музыке как к искусству, не связываю её с религией.

Рамки для творчества губительны

— Как вы придумываете аранжировки?
— По-разному. Некоторые песни пылятся годами. Материал есть, я его наиграл, разобрал, подобрал тональность. Надо песню сделать. Пытаешься подойти к ней то с одной, то с другой стороны, но пути не находишь. В итоге откладываешь в долгий ящик. А через какое-то время услышишь какую-то мелодию и тебя осенит: можно и тут такой же ритм использовать, вместо аккордеона взять моринхур и добавить ещё что-то, какую-то фразу или интонацию. Другая же песня «залетит» за пятнадцать минут. Всё зависит от вдохновения. Я пишу «рыбу», и на репетиции начинается сотворчество. Ребята садятся и додумывают, украшают песню по своей части. Основа — это бас, ритм, вокал, а аккомпанемент можно разложить как угодно. Аранжировка — это как орнамент к основному изображению. 

Выезд SHONO на Всероссийский Сабантуй (Сибай, Башкортостан)
Фото из архива А. Архинчеева

— В вашем коллективе всё держится на дружбе?
— Точно. Каждый свободен, никого не загоняю ни в какие рамки. Для творчества рамки губительны. Музыка пишется лучше, когда ты никуда не торопишься, никто над тобой с палкой не стоит, не довлеют никакие дедлайны.

— Как вы думаете, народное творчество надо подавать в аутентичном виде или стоит облекать его в современные формы?
— Аутентика нужна и важна. Мелодию и вокал мы оставляем первозданными, придумываем только аранжировку. Как-то эти песни сквозь века дошли до нас, от предков нам достались. Мы не в праве их менять, должны передать эти произведения следующему поколению. Сегодня многим нравится слушать аутентичную музыку без обработки. Говорят, уберите музыкантов, пусть исполнительница сядет на сцене и споёт.

Проект UDU с музыкантами из Литвы
Фото из архива А. Архинчеева

— Где и как вы собираете национальные песни?
— Большинство песен и напевов из моего детства. В наших двух альбомах 80% музыки, которую пели мои родные или соседи. А ещё в школе мы с фольклорным ансамблем ездили по деревням. Участвуя в смотрах художественной самодеятельности, видели много танцев и обрядов, смотрели на ребят из других деревень, сами выступали. Тогда это казалось просто тусовкой, весёлым общением. Но теперь я понимаю, что это был серьёзный вклад в моё будущее. Многие хотят заниматься народной музыкой, но не знают, как к этому подойти. А у меня это всё в голове. С детства слышал песни от бабушек, которые меня убаюкивали. Всю эту мелизматику (способ распева текста — Е.С.), украшения мелодии впитал с молоком матери. Иногда возникает в голове ритм дождя, на который потом накладываю ту или иную песню. Отправной точкой для создания музыки может стать завывание ветра, шум леса, гул водопада. Все эти звуки могут сплестись в песню.

Трактор, урожай, свадьба

— Можно сказать, что у восточного человека особое мироощущение, которое отражается в национальной музыке?
— Народная музыка зависит от тех мест, где она рождается, от рельефа, природы. Возьмём иркутские песни ёхора — темпераментные, быстрые, ритмичные. Всё это напоминает чередование равнин и сопок. А песни агинских бурят совсем другие: они льются, как реки, протяжные, лиричные. Восточные буряты поют во весь голос, на широком дыхании, сильным открытым звуком. Наверное, оттого, что они испокон веков пели в степи, на воздухе. Протяжные напевы создавали пастухи, пасущие стада. В целом, народная музыка, хоть и звучит на разных диалектах и языках, рассказывает об одном. Большинство национальных песен о повседневной, бытовой жизни. По вечерам в той же юрте или избе люди садились, брали балалайку или моринхур и пели, рассказывали о том, что видели, о чём переживали, чего боялись.

— Получается, и песни SHONO о том же?
— Например, одна из наших популярных песен начала ХХ века «Колхозный трактор»: трактор бороздит землю у подножия горы, колхозники уверены, что соберут урожай, и всё будет хорошо, можно будет отдохнуть. Есть и лиричная свадебная песня, но в ней ни слова о том, как девушку ведут под венец или как жених признаётся в любви своей избраннице. Всё просто и буднично: соберём осенью урожай, сядем за стол и будем весело проводить время. Как таковой романтики нет. И это легко объясняется: всё лето буряты работали, скотина нагуливала мясо, а осень — время изобилия, уже нет забот, хлопот, можно и свадьбу сыграть.             

— Какова природа горлового пения? Когда слушала ваши песни, то кажется, будто в вас кто-то вселяется. Звучит это почти первобытно.
— Это понятно, ведь горловое пение зародилось в древности, у народов, проживающих в Сибири, Монголии, Тибете и тюркских племён. В основе лежит звукоподражание: крикам животных и птиц, горному эху, завыванию ветра, журчанию воды. Горловое пение было связано с шаманизмом — в древности оно считалось неотъемлемой частью камланий. Считалось, что низкие, гортанные звуки позволяют установить связь с духами или богами. Во время ритуалов в шамана вселяется онгон (дух предка — Е.С.), и он меняет голос. Некоторые ламы, читая мантры, используют специальные техники, включая горловое пение.

— То есть горловое пение имеет некую мистическую подоплёку?
— Во время игры на инструменте или исполнения эпоса музыкант становится тем же шаманом. Ведь в этот момент он уходит в свой мир. Возможно, кто-то даже в него вселяется, например, дух предков. Когда играешь на хомусе фразы с одинаковым ритмом в течении трех – пяти минут, инструмент тебя завораживает. Это характерно и для пианиста, и для скрипача, гитариста. У музыкантов есть свой запредельный мир, куда он попадает во время исполнения.

В столярке, строгая моринхур
Фото из архива А. Архинчеева

— Читала, что от горлового пения у музыканта может подняться давление. Это так?
— Всё надо делать разумно. Это действительно нелёгкое занятие. Нужно уметь управлять дыханием. Для создания в грудной клетке избыточного давления нужен глубокий волнообразный вдох от живота к плечам. Важно уметь напрягать и расслаблять мышцы пресса, работать с обертонами. Звук должен получаться объёмным и красивым. Поэтому нужны стабильные репетиции, чтобы связки привыкли к давлению, окрепли. За неделю до концерта начинаю петь. Кроме того, это большой выплеск энергии.

Медитация в избушке

— Как вы потом эту энергию восполняете?
— Сменой деятельности. Помимо исполнительства я обзавёлся хобби: делаю национальные музыкальные инструменты моринхуры. Началось это увлечение, когда грянула пандемия. Все границы закрылись, и встал вопрос о приобретении национальных инструментов, которые всегда покупали в Монголии. Я позвонил знакомым мастерам, говорю, нужны инструменты. А они мне отвечают: «Странно получается, мы привозим партию ели из Сибири для скрипок и виолончелей. А вы, живя среди лесов, покупаете у нас дерево в виде инструментов. Делайте сами!».

*Моринхур — монгольский смычковый музыкальный инструмент; от монгольского морь «лошадь», хур «музыкальный инструмент».

Я задумался. Вспомнил, как однажды разговаривал с шаманкой, и она мне заявила: «Ты будешь делать инструменты». Тогда не поверил, ведь это огромная ответственность. Но звёзды сошлись: у моего дяди появилась столярная мастерская. Я пошёл к нему как-то со сломанным моринхуром, он мне показал станки, объяснил, как на них работать. И меня это так увлекло. Я с детства обожал лошадей. А гриф моринхура обязательно венчает голова лошади.

— Надо же сделать не просто красивый инструмент, но и добиться того, чтобы он красиво звучал. Какие есть секреты?
— Секретов много. Пока я познал примерно 20% из них. Нужно всё время практиковаться. На данный момент я сделал около 60 инструментов. Делаю их для души. Хочется немного отдохнуть от суеты, концертов, перелётов. В столярке ты находишься в тишине, без телефона, как отшельник в избушке. Включаешь любимую музыку и погружаешься в свои мысли. Вырезаешь, клеишь, обрабатываешь, отдаёшь энергию инструментам. В это время мозг отдыхает. Это своего рода медитация. Но недели через две чувствуешь — всё, надо куда-то ехать, хочется общения, действия. Ты приходишь в студию и берёшь песню, которая завалялась на полке. И с новым ярким вдохновением делаешь её за 15 – 20 минут. Вот так и живу. Играю, пою, творю музыку, вырезаю инструменты. В этой цикличности, постоянном колесе обновления — моё счастье.

СПРАВКА
Название коллектива SHONO в переводе с бурятского языка означает «волк». Это отражает настроение исполняемой музыки, напоминающей атмосферу жизни кочевников. Горловое пение, звучание традиционных бурятских инструментов в сочетании с гитарными и ударными ритмами создают на сцене настоящую мистерию, погружая зрителей то в медитацию, то в психоделический транс. Композиции группы подобны шаманским заклинаниям, исполненным в рок-стилистике. SHONO завоевали любовь и признание у многих ценителей этнической музыки по России и за рубежом. Драйв и чётко выдержанные рок-н-рольные ритмы ставят группу в один ряд с лучшими современными представителями сибирского и монгольского этно-рока. 

Читать также:

Поделиться
Поделиться
Поделиться
Поделиться
Поделиться