Поэзия — это роман с небом, звездами, городами

Евгения Скареднева — разносторонняя девушка. Она пишет стихи, увлекается музыкой, многое знает о звездном небе. Мы поговорили с Евгенией о том, что является «топливом» для вдохновения, когда возникла ее влюбленность в космос и как сохранить внутреннюю гармонию в сложные времена.

Екатерина САНЖИЕВА

Читала все, до чего могла дотянуться

— Когда читаешь ваши стихи, возникает ощущение, что вам нужно какое-то сильное переживание, чтобы писать. Или я ошибаюсь?
— Да, чтобы родились стихи, музыка, картина, требуется какая-то сильная эмоция. Говорят, что хороший поэт — это голодный поэт. Действительно, когда у тебя в жизни происходит какая-то драма, когда тебе больно, ты переживаешь потерю, ты не можешь не писать. Переживания — искра для творчества. И даже если сейчас в жизни не происходит ничего трагического, ты вдруг в какой-то момент можешь достать из своего багажа и переосмыслить события, произошедшие раньше. Поводом для этого может послужить все что угодно. Да и переживание не обязательно может быть со знаком минус.

— И все же что является этим толчком и как появляется стихотворение?
— По-разному бывает. Вдруг в голове рождается какой-то образ, а потом начинается процесс творчества, о механизмах которого я сама могу только догадываться. Иногда в голове возникает фраза и ты ее записываешь. У меня много таких отрывков хранится в телефоне и на бумаге. Фраза, набросок может лежать несколько лет, месяц или три дня. В какой-то момент к ней цепляется другая фраза — и стихотворение начинает «раскручиваться». Иногда все пишется на одном дыхании. И уже ничего не правишь в написанном.

— Бывает так, что определенная встреча, разговор, ситуация становится той самой искрой?
— Конечно. Возможно, этот взгляд был предназначен и не мне. Я увидела какую-то сцену со стороны или поймала обрывок разговора. Раньше у блогеров было модно писать посты на тему случайно услышанных парадоксальных разговоров. Такие вещи тоже могут быть отправной точкой для поэтического текста.

— Какое было ваше первое стихотворение и как оно появилось?
— Попытки рифмовать слова у меня были с детства. Многие через это проходят: изучая язык, дети пытаются с ним играть и рифмуют строчки. Лет в 11–12 я пыталась уже более осознанно писать, хотя это было довольно наивно. Писала, в основном, на отвлеченные философские темы. Это было самокопание, попытка разобраться в своих чувствах, мыслях, отношении к миру. Я была книжным ребенком, который читал все, до чего мог дотянуться. В десять лет родители мне подарили сборник Анны Ахматовой. Мне ее поэзия очень понравилась.

— То есть родители поощряли в вас литературные наклонности?
— Просто замечали, что я читаю и дарили книжки по моему вкусу. Было бы странно, если б я не впечатлилась прочитанным и сама не стала писать. Я ходила в литературную студию при Дворце пионеров, однако желания публиковаться у меня не было. Зато моей бабушке очень хотелось мои стихи показать миру. Она отвела меня в Дом литераторов. Один писатель, посмотрев мои детские творения, объяснил, что все написанное мной незрело и плохо. А позже в одном из номеров местного литературного журнала вышла критическая статья о разных стихах, которые присылали в редакцию. В том числе были там и мои стихотворные опыты, подвергнутые полному остракизму. После этого у меня надолго пропало желание писать. Такая во мне была обида: ну хорошо, вы сообщили мне, что мое творчество никуда не годится, но зачем же в публичном пространстве это повторять?

— Можно ли сказать, что этот неприятный опыт был все же чем-то для вас полезен? Ведь известно, что ничего не происходит зря.
— Теперь я преподаю новостную журналистику в Иркутском университете и студенты приносят мне свои тексты. Если вижу, что материал в чем-то незрелый, недоработанный, то прежде чем сказать об этом, стараюсь найти в нем плюсы, то, за что студента можно похвалить. Делаю это для того, чтобы не оттолкнуть человека от профессии, чтобы он не опустил руки, как это случилось когда-то со мной. Я после того «разноса» перестала сочинять. Тем не менее способность слышать строчки вернулась ко мне в 2016 году. Это произошло в Тюмени. Я сидела в самолете и в какой-то момент услышала в голове слова. Я их записала, и так, одним предложением, появилось стихотворение.

«Мастер жив — у него жена и, кажется, дети»

— Как вы представляете своего читателя? Кому адресуете свои стихи?
— Каждый пишущий хочет, чтобы его прочитали. Может быть, не миллионы, но всегда есть хотя бы один читатель, на которого ты рассчитываешь, с которым вступаешь в диалог. Кто он? Пожалуй, это человек, который готов замечать вокруг чуть больше, чем просто дома и деревья. Может быть, прочитав мои стихи, он увидит что-то привычное и примелькавшееся по-новому и испытает удивление, радость узнавания или что-то ещё.

— Есть теория о том, что все произведения искусства где-то существуют. И что поэт или композитор должен просто найти это информационное поле, открыть «сейф» и взять там эти произведения. Что вы об этом думаете?
— Не раз слышала от тех, кто пишет, что любой писатель, художник — это проводник. Передатчик из мира идей в мир людей. И в каком-то смысле это действительно так. Вообще большая загадка: почему мы умеем образно мыслить, создавать произведения искусства. Как мы «подключаемся» к миру идей и образов, как находим «ключ» от потайного сейфа.

— Что вам для вскрытия этого сейфа нужно?
— Я пишу, в основном, ночью. В голову начинают приходить идеи. Лежу, кручу в голове строчку. Что-то стучится в голову, и я пытаюсь это уловить. Мне неважно, будет ли кто-то в это время меня отвлекать, шуметь, разговаривать. Часто мне что-то приходит в дороге. Мотив путешествия, пути звучит во многих моих стихах. Недавно возник спор с одним моим коллегой. В одном стихотворении у меня были строчки: «Дороги манят, выбирай свою. Любая ляжет лентой светло-серой за птицами, летящими на юг, за реками, бегущими на север». Так вот литератор, прочитав их, говорит: «Не понимаю — почему лента дороги светло-серая?» — «А асфальт-то у нас какого цвета?» — ответила я. Конечно, здесь речь не только о конкретной заасфальтированной дороге. Но, думаю, любой элемент окружающего мира может стать художественным образом.

— У вас есть стихотворение про Мастера и Маргариту. В нем вы попытались представить этот сюжет иначе, чем у Булгакова.
— В современной поэзии это называется интертекстуальностью: когда автор пишет с отсылкой на другое произведение, вдохновившись его образами и вплетая их в свое повествование. «Мастер и Маргарита» — один из любимых моих романов. Читала его множество раз. Вот я задумалась: а что если бы все пошло не так? Если бы подобные события происходили в наше время? Что было бы, если все пошло не по задуманному сценарию? Так появилось это стихотворение.

— Бродский писал, что поэзия — это высшая форма речи, то, что нас отличает от зверей. Что такое поэзия для вас?
— Способ воспринимать мир. Кто-то сочиняет музыку, кто-то пишет картины. Я пытаюсь говорить на языке стихов. А кто-то просто живет. Это, наверное, лучшее, что может человек делать — прожить свою жизнь и быть счастливым.

— Быть счастливым — это тоже искусство, особенно в тяжелые времена?
— Как писал один поэт, «времена не выбирают, в них живут и умирают». Мне кажется, что в самое стабильное, благополучное время можно ощущать себя самым несчастным человеком на земле, переживать какие-то личностные трагедии. А можно и в кризисные периоды сохранять внутреннюю гармонию. Борис Пастернак написал: «Я знал двух влюблённых, живших в Петрограде в дни революции и не заметивших её». Даже в Великую Отечественную войну люди жили, любили, рожали детей. Ходили на концерты и выставки. Может быть, искусство как раз и спасало в такие сложные периоды. Одно лишь осознание того, что у тебя есть крыша над головой и рядом есть кто-то, с кем ты можешь поделиться своими переживаниями — это уже повод для счастья. Да, ты не в силах повлиять на внешние события, но ты способен создать свою крошечную Вселенную, в которую можно нырнуть, подышать, набраться сил и идти дальше.

Прожить тысячу разных жизней

— Я знаю, что вы давно увлечены космосом. Расскажите, как это увлечение появилось?
— Эта история тоже из детства. Первая прочитанная мной книга о космосе была «Станция Луна». Ее когда-то читала моя мама, книжка была уже изрядно зачитана. Меня безумно вдохновила вся эта история о других цивилизациях. Кстати, автор считал, что космические путешествия будут скоро также доступны, как поездка из Ленинграда в Москву. Я начала запоем читать все, что касалось космоса. И в какой-то момент поняла, что мне не стоит становиться инженером, как, может быть, хотела моя мама. Мне захотелось рассказывать о космосе другим людям. Я выбрала журналистику — как известно, журналисты проникают всюду, даже в космос. Стала ходить на «Вечера тротуарной астрономии». Это было интересно, романтично и познавательно. А позже, уже работая в газете, я буквально напросилась в экспедицию с целью наблюдения солнечного затмения на Шпицберген. Астрономическое событие в антураже снегов и льдов — это было грандиозно! А после поездки я пришла в только что открывшийся Иркутский планетарий и спросила: «Нет ли у вас для меня работы?» — «Если вы готовы читать лекции про планеты в Звездном зале», — ответили мне. Так я стала рассказывать посетителям о звездном небе и воплотила свою мечту в явь.

— Говорят, что писатель должен находиться в потоке жизни. А если нет, то и создать ты ничего не сможешь. Это так?
— У каждого этот поток свой. Есть люди, которые ведут затворнический образ жизни, не тусуются, не ходят на светские мероприятия, но все равно общаются — с природой, книгами, с каким-то своим узким кругом. У меня есть вещи, которые меня вдохновляют и дают ощущение радости, наполненности жизни. Люблю путешествия, музыку, особенно живую. С удовольствием хожу на концерты. Я меломан. Одно время увлекалась классикой, собирала кассеты с исполнением произведений разных композиторов. В юности я была страстной битломанкой. До сих пор узнаю «своих» по какой-нибудь цитате из не очень известной песни «Битлз». И сейчас я подбираю себе плейлисты, с удовольствием слушаю что-нибудь новенькое.

— Кстати о музыке. Как родилась идея проекта «Музыка под куполом звезд», куратором которого вы являетесь?
— Идея эта родилась у музыканта Алексея Гуранина. Планетарий — это интересное пространство, где у музыканта есть дополнительный «инструмент» воздействия на публику — звездное небо. Это «заряжает» и артиста, и публику. Музыка сопровождается движением планет, полетом с одной звезды на другую или абстрактными картинами, возникающими на куполе. Раньше, кстати, музыка в планетарии тоже звучала, но это были разовые концерты. Задача проекта «Музыка под куполом звезд» — показать разные музыкальные направления, разных исполнителей, разные инструменты. На мой взгляд, это очень гармоничное сочетание — музыка и небо, музыкант и звезды.

— Личный вопрос. Одна поэтесса призналась, что ей для создания стихов все время требуется «обновлять чувства». Важно ли вам испытывать влюбленность, переживать какие-то романтические истории?
— Да, любовь — это топливо для творчества. Это источник переживаний, который является искрой, «разжигает» в тебе желание писать. И для этого вовсе не обязательно каждый день влюбляться и заводить романы. Можно открывать новые грани в одном-единственном человеке, неважно сколько лет вы с ним вместе. С другой стороны, чувства бывают разные. Можно быть влюбленным в человека платонически, можно фантазировать на темы литературных произведений и помещать себя в этот контекст. Можно создать в голове много удивительных миров, сюжетов, не проигрывая их в реальности. В своем виртуальном пространстве со своей лирической героиней ты можешь прожить тысячу разных жизней. Ведь поэзия — это постоянный роман с окружающим миром: небом, звездами, городами, книгами, людьми.

***

Мастер жив — у него жена и, кажется, дети,
с девяти до пяти в музее — в своём кабинете:
кандидат, замдиректора, видишь ты.
выходя, он кивает своей секретарше
и уходит прочь — от греха подальше —
от той улицы, где продают цветы.

Нет Пилата, Иешуа, тьмы над Ершалаимом,
только дни, недели и годы проносятся мимо,
дом-работа-дом, не жалея ног.
Да вот тут забегала одна сегодня,
говорят, была невидима и свободна:
сумасшедшая, словом — бог уберёг.

«И она много плакала, а потом стала злая»
Да, рыдала, не скрою — до злости лишь не дошла я,
ни к чему, темперамент, увы, не тот.
На восьмом этаже, в переулке узком
спит в кровати спокойно критик Латунский,
цел рояль и в порядке евроремонт.

Сагаалган

Месяц новорождённый
тоньше моих ресниц.
Если прийти не можешь,
очень прошу — приснись,
будет дорогой млечной
весь горизонт объят,
выкормят наши овцы
белых, как снег, ягнят,
ты нам расстелешь ложе,
я разожгу очаг,
искры навстречу звёздам,
волосы по плечам.
Будут и степь, и горы
радоваться, что мы
снова живыми вышли
из ледяной зимы.

***

Поздняя осень неотличима
от затяжной неуклюжей весны:
дали тепло, через час отключили —
хватит.
Ворвался дождём ледяным
хмурый свинцовый
московский ноябрь
в солнечно-синий иркутский апрель.
Снежные буквы по ветру швыряя —
цицеро, боргес, петит, нонпарель —
в полосу где-то в полтысячи строчек
вьюга пытается втиснуть за ночь
твой репортаж,
мой критический очерк,
хронику встреч, разговоров и снов.