Образ для актёра — это броня

Николай Резанов, Сирано де Бержерак, Иешуа, инженер Гарин, Евгений Онегин, Лонгрен, Сарафанов, Эдмон Дантес… Может ли один актёр сыграть такие разноплановые роли? Ведущему солисту Иркутского музыкального театра имени Н. М. Загурского Евгению Алешину это по плечу, ведь он — артист многогранный, думающий, обладающий аналитическим складом ума и чувством юмора. Почему актёр — это не пластилин, какого режиссёра можно считать идеальным и что больше всего ценит в женщине — в интервью порталу «Культура 38».

Екатерина САНЖИЕВА

Попасть в свой театр

— Когда вы приехали в Иркутский музыкальный театр, вас сразу увидели в амплуа героя. Отчего зависит актерское амплуа? От фактуры, пластики, внешних данных?
— Музыкальный театр — место специфическое. В драматическом театре самым шикарным героем, по-моему, был Евгений Леонов. Несмотря на, казалось бы, нетипичную для героя внешность, по своему внутреннему складу Леонов, на мой взгляд, герой с большой буквы. Он в любом амплуа был прекрасен. Но если в драматическом театре героем может быть артист не очень фактурной внешности, то в музыкальном это, скорее, исключение. В любом случае актёр должен обладать мощным и ярким внутренним миром, чтобы зайти и заполнить своей энергетикой сцену. Ведь часто бывает наоборот: актёр высокий, статный, а внутри – крохотный.

— Можно ли сказать, что вы с юности себя ощущали романтическим героем?
— Нет, я, наверное, всё же больше социальный герой. Сегодня часто это совпадает: если ты герой, то у тебя и любовная линия есть. А в советском театре я получал бы роли военных, учёных. Отрицательных и положительных. Я бы с удовольствием играл антигероя или антагониста. Злодей — плодородная почва для творчества! Это гораздо интереснее, выигрышнее, ярче, чем хороший персонаж. Ведь чаще всего положительный герой бывает сдержан, максимально понятен, убедителен, чтобы вызывать у зрителей доверие. Краски его характера приглушённые, он существует в довольно узких рамках и не может позволить себе быть гротескным, карикатурным.

— Вспомните, как вы вливались в коллектив, приехав сюда из Волгограда?
— Влился в коллектив я легко. Театр был настроен, «заточен» на актёра. А когда на твою индивидуальность опираются, это вдохновляет. Я смотрел и учился, мне было интересно. Здесь была хорошая творческая энергетика. Мне говорили: «Дерзай!». А когда в тебя верят, ты готов тащить весь репертуар. Для актёра важно попасть в свой театр. Мне в этом повезло. Когда к нам приезжал Михаил Давыдович Поляков (театральный режиссёр, заслуженный деятель искусств РСФСР – Е.С.), он сказал одну простую вещь: «Театр существует при условии, что есть зритель и актёр. Без всех остальных, в принципе, можно обойтись».

— Но в течение двадцати лет, которые вы здесь служите, театр менялся. Приходили и уходили режиссёры, художественная политика была разной. Не было моментов, когда вы здесь ощущали некий дискомфорт?
— Конечно, ситуации бывали разные. Но я считаю так: критикуя и отвергая — предлагай. А чтобы предлагать конструктивные идеи, нужно глубокое понимание предмета. Когда я осознал, что мне интересно и важно понимать управленческие процессы, происходящие в театре, то принял решение поступить в Российский государственный институт сценических искусств на продюсерский факультет. Мне хотелось посмотреть на театр под новым для себя углом, изучить основы организации театрального дела. Теперь я не просто высказываю своё несогласие с чем-то, а делаю это аргументированно, опираясь на знания, а не эмоции.

Вылепить, но не сломать

— У вас критический склад ума. Хотя есть мнение, что актёр — это пластилин в руках режиссёра.
— Далеко не из каждого артиста можно что-то слепить. Характер, темперамент, способности заложены в нас на генетическом уровне. А у актёра за плечами ещё масса всего: учёба, опыт, амбиции. В любой роли — принца или декабриста — ты что-то достаёшь из себя, стараешься, но твои возможности не безграничны. В чём-то ты хорош, в чём-то — не очень, а что-то тебе вообще не дано. Мне, к примеру, приходится танцевать, но, по большому счёту, я — дерево. Однажды приезжал к нам хореограф Сергей Грицай (хореограф, режиссёр по пластике — Е.С.). Он знал, что я дерево, но поставил спектакль так, что мне потом коллеги говорили: «Мы знаем теперь, как ты умеешь танцевать!». Я им отвечал: «Это не я танцую, это просто хореограф грамотный!». Вот и грамотный режиссёр сделает так, чтобы актёр выполнил все задачи с учётом своего потенциала. Режиссёр должен понимать возможности артиста. Сильные его стороны акцентировать, а плохие ретушировать. Поэтому совместная работа режиссёра и актёра – это не диктат одного и подчинение другого, а диалог. Сотрудничество.

— Как вы представляете себе идеального режиссёра?
— Это режиссёр, влюблённый в спектакль, над которым работает: знающий материал, погружённый в него, способный поставить задачи и объяснить артисту, почему тут надо играть так, а не иначе, понимающий особенности коллектива, умеющий находить точки соприкосновения с актёрами. С режиссёрами в коронах, которые хотят, чтобы под них прогибались, каши не сваришь. Есть два типа режиссёров, с которыми интересно работать. Например, Наталья Печерская — режиссёр-рассказчик, эрудит, проводник. Она накачивала нас информацией: о пьесе, героях, эпохе, в которой разворачивалось действие. Объясняла, в каких условиях формировался характер персонажа, какие у него душевные травмы, что его беспокоит. Она задавала чёткую канву, а ты, исходя из услышанного, словно демиург ваял роль под её присмотром. А тот же Михаил Поляков разжёвывал роли по крупицам, сам показывал — и делал это с большим юмором. Работал штрихами, мазками, отмечал мельчайшие детали и нюансы, из которых и собирался образ. Это такая скрупулёзная режиссура-педагогика. Вот такие режиссёры тебя вылепливают, но никогда не ломают.

— Наверное, есть и актёры в короне? Особенно если у исполнителя в портфолио много хороших ролей, мощный бэкграунд. Что происходит, когда режиссёрское самолюбие сталкивается с актёрским?
— Несмотря на то, что картину целиком видит именно режиссёр, актёр, безусловно, тоже работает на общий замысел постановки. Важно понимать, что твой герой значит для спектакля в целом, куда идёт, зачем, как должен взаимодействовать с партнёрами, какова сверхзадача образа… Геннадий Дадамян (педагог, профессор, лауреат премии «Театральная Ника» – Е.С.) часто цитировал театроведа Павла Маркова: «Актёр перестал мыслить проблемами спектакля, он мыслит проблемами роли. Режиссёр перестал мыслить проблемами репертуара, он мыслит проблемами спектакля». Нужно всегда пробовать посмотреть на свою роль шире. Но я не спорю с режиссёрами и всегда стараюсь работать хорошо, вкладывать в образ все свои умения и опыт. Артист должен быть терпеливым. Как говорила замечательная Елена Волошина (актриса Иркутского театра музыкальной комедии, народная артистка РСФСР — Е.С.), чтобы чего-то добиться в нашей профессии, нужно иметь железобетонное терпение.

Спрятаться под маской

— Как вы чувствуете себя на сцене, возникают ли какие-то зажимы?
— Хорошие актёры — это часто люди с огромными комплексами. Как раз из-за неуверенности в себе они и добиваются успеха — прячутся за образами, им комфортно в маске. В актёрстве они чувствуют себя вполне органично. Например, Георгий Вицин в жизни был робким, необщительным, а перед камерой раскрывался на все сто, буквально превращаясь в другого человека.

— Вы как-то сказали, что актёрство помогает вам избавиться от комплексов. А в жизни вы разве не ощущаете себя королём сцены, любимцем публики?
— Боже упаси! По основному образованию я вокалист, оперный исполнитель. Но даже в этой роли мне претило камерное филармоническое выступление. Ты предстаёшь перед публикой самим собой, уязвимым, без брони, которую даёт тебе персонаж. Оценивают именно тебя. Кому-то из коллег это нравится! А у меня всегда возникает сомнение: достоин ли я такой чести? В спектакле же меня совершенно не волнуют подобные вопросы: выходит Евгений Онегин, граф Резанов, — эти герои точно вызовут у публики эмоции и интерес.

— Вы ощущаете зал, его реакцию?
— Да, особенно на камерной сцене. На большой не видно лиц, ты играешь в пространство, чувствуешь общее настроение зала. А на малой работаешь в человека, в конкретного зрителя. Малая сцена — хорошая тренировка для актёра, там можно поймать кураж, обратиться к зрителю, если это не мешает общему действию. Начинаешь немного флиртовать. Кто-то смущается, кому-то становится неуютно, кто-то, наоборот, улыбается и подыгрывает.

— С женщинами обычно заигрываете?
— Если монолог о женщине, например, «боже, почему она меня не любит?», то было бы странно в этот момент обращаться к мужчине. И потом по статистике в театр ходят 70% женщин, и только 30% составляет сильный пол.

Жена как идеал

— Художникам сложно видеть картины, написанные более талантливым мастером. Есть ли такое у артистов? Что вы чувствуете, когда видите своего коллегу, одарённого прекрасным вокалом и пластикой?
— Творческая ревность — это естественно. В юности смотришь на выдающихся артистов и думаешь: «Он — бог!». Но у меня в жизни всё происходило с опозданием. Вокальное отделение Волгоградского государственного института искусства и культуры я окончил в 31 год. А в Иркутск начинающим артистом приехал в 35. В Волгограде я несколько лет работал в «Оперной антрепризе». Там были хор, оркестр и солисты — много приглашённых звёзд. Как-то из Харькова приехал шикарный баритон, просто отвал башки. Но, восхищаясь им, я не ощущал себя ущербным, а понимал, что к этому нужно стремиться. С возрастом, когда учишься анализировать, понимаешь: в этом вокалист хорош, а в этом слабоват. Можно, например, хорошо петь, обладать прекрасной фактурой, а актёром быть слабым. Идеала нет. У всех звёзд есть особенности, недостатки. Но это ничуть не умаляет их достоинств.

— Вы человек рефлексирующий? Бывает ли, что после спектакля вы ощущаете опустошённость, неудовлетворённость?
— В разных спектаклях и ролях в финале испытываешь разные эмоции. Где-то ты наполнен позитивом, а если по сюжету умираешь, ощущения совершенно другие. Всё равно, пусть и не по-настоящему, но проживаешь эту смерть.

— Как вы восстанавливаетесь после тяжёлых спектаклей?
— Мне для восстановления нужна новая работа. После эмоционально и физически сложных спектаклей нужно просто отдышаться, переключиться на другую волну. Домой возвращаешься — это уже отдых, смена обстановки, другая картинка. Ведь ты приходишь туда, где тебя ждут.

— У вас много романтических ролей, вы — любимец многих зрительниц. А какие женщины нравятся вам? Что вас в них цепляет?
— Искренность и честность. А идеал женщины для меня — моя жена (Мария Стрельченко — прима-балерина, главный балетмейстер Иркутского музыкального театра, заслуженная артистка РФ — Е.С.). Когда я приехал в Иркутск, совсем не сразу упал перед Марией на колени. Только через четыре года между нами что-то промелькнуло. Мы ехали на гастроли и оказались в одном купе. Разговорились — у нас оказалось много общих тем, схожие взгляды на жизнь. Я понял, что с Машей мне интересно, приятно и спокойно. По правде говоря, у меня только на сцене получается быть героем-обольстителем, а в жизни никогда этого не умел. И для меня чем естественнее, теплее человек, чем комфортнее и доверительнее с ним общение, тем лучше.

Читать также:

• «Театр — это зависимость» (Максим Колесников)
• Мастер перевоплощения (Евгений Рекутный)
• Театр — это нечто из высших сфер (Владимир Яковлев)