Фото из архива героини

Метафорический реализм с элементами магии

Когда читаешь её стихи — напевные, мелодичные, пронизанные предзакатным светом и ароматом зреющих яблок — в голове возникают образы из собственного детства. Будто именно в твоей памяти хранятся все эти образы: сачки в траве, свечение над головами, «две девочки, как две черешни на черенке зари». А всё потому, что в мире всё переплетено, как корни деревьев под землей, и даже наши воспоминания могут где-то пересекаться. Алена Рычкова-Закаблуковская — поэт и немного волшебник — рассказала порталу «Культура 38» о связи поколений, обоюдоостром слове и субстанции стихов, которая сродни заговору.     

Екатерина САНЖИЕВА

Шаманская болезнь

— Расскажите о том, как вы начали писать стихи? Помните ли вы какие были ваши первые стихи?
— Откуда всё это взялось? Возможно, в моем роду были сказители, вот и выстрелило это всё через поколения. Говорят, у деда была клеенчатая тетрадка, в которую он каллиграфическим почерком ординарца записывал свои стихи. Тетрадка канула в Лету. И сам этот факт дедовской биографии долгое время меня не тревожил, но отпечатался в памяти как нечто особенное, отличающее его от других людей. А когда я училась в третьем классе, меня положили в больницу. Со всеми вытекающими: постельным режимом, консилиумом врачей, не обещавших ничего хорошего перепуганным до смерти родителям. Мама, чтобы быть ближе ко мне, ночами мыла полы в отделении, отскабливала утки и горшки. Она носила мне запаренный овёс в трёхлитровых банках, фрукты, заговорённую воду, а заодно и школьные задания, одним из которых и было написание стихотворения. В это время, вероятно, включились компенсаторные функции организма. Вся активность, свойственная ребёнку, переместилась из области физического мира в эфемерные области фантазии и словотворчества.

— Стихосложение стало для вас, маленькой девочки, уходом в другую реальность?

— Первое четверостишие, конечно, приоткрыло завесу над чем-то трудно опознаваемым. И если внешний мир никак не изменился, он всё так же был сер, в нём царствовал запах хлорки и больничной кухни, то внутренний расширил свои границы, заиграл красками. Наверное, это состояние подобно шаманской болезни. Что-то первобытное бродит в тебе, бесконечно ищет выход и наконец находит. Нет, это не было уходом от реальности. Напротив, эта новая способность позволила ощутить почву под ногами. Дала понимание, что теперь у меня появилось некое качество, которое позволяет быть равной другим. Взрослые с пониманием отнеслись к моим экспериментам, хоть и не осознавали их практической ценности. Я всегда была странным природным ребёнком. Город для меня — тяжкое испытание, впрочем, как и избыточный социум.

Субстанция стихотворения сродни заговору. Те первые камлания были, конечно, не более чем детским лепетом. Но занятие это увлекло. Немаловажно и то, что оно не требовало особого инструментария — сложенный пополам тетрадный лист и шариковая ручка. Поэзия вообще не требует никакого специфического оснащения, как говорится, всё своё ношу с собой. Даже если нет ничего под рукою, то стихотворение можно вытвердить, многократно, медитативно повторяя на все лады, вслух и про себя. За детство и юность таких половинных листочков у меня скопилось великое множество. Долгое время я их хранила. Но, в конце концов, скормила печи. Домашних духов следует кормить. Детскими стихами и детскими воспоминаниями.

— Вы однажды сказали, что слово — острый инструмент, и отпускать его нужно осторожно, что когда поэту больно и плохо, ему лучше не писать. Хотя есть мнение, что лучшие стихи и прозу автор создаёт в момент сильных переживаний.
— Слово — обоюдоострый инструмент. Если говорить о мистической, пророческой силе слова. Слово не воробей — это не только о вреде скоропалительности. Это ещё и об ответственности. Ответственности перед читателем. Особенно во времена массовой истерии. Любое сильное переживание должно быть пережито внутри и переплавлено. Это вечный поиск некоего философского камня.

Формирование реальности

— Бродский писал, что поэзия — это высшая форма речи. Как бы вы определили поэзию? Что это для вас?

— Безусловно, поэзия — это и ускоритель сознания, и высшая форма речи. Для меня она ещё и способ пережить некоторые внешние события, иногда единственный способ примирения с ними. Стихи — это концентрация чувственного вещества в малой форме. Удивительно, как одно небольшое стихотворение может вместить всю квинтэссенцию переживания, которое могло бы занять несколько страниц прозаического текста. Стихотворение сродни быстрой фазе сна, когда всё запоминается и фиксируется чётко и ярко. Если разбудить спящего в эти минуты, то он сможет рассказать своё сновидение во всех подробностях. Я думаю, что поэзия это один из способов формирования собственной реальности. Вся наша жизнь, по сути, это создание собственной реальности: обживание пространств, наводнение их предметами, растениями, животными. Мало что от твоего мира сохранится в будущем. Мало что останется после тебя. А у стихов есть шанс остаться здесь хотя бы парой строчек, пусть даже и без авторства.

— В ваших стихах часто появляется образ дома, сада, растений. Бытовая сторона жизни переплавляется в стихи? Как вообще у вас возникают сюжеты и образы?
— Что вижу, о том пою. Тем немного, и они неизменны: дом, сад, любовь, ненависть, сменяемость поколений, цикличность, чередование жизни и смерти. С некоторых пор я постоянно живу на своей земле. Это ко многому обязывает. Такое бытование бесхитростно. Я занимаюсь простыми вещами. Хотя, будучи простыми, они не становятся менее значимыми, не утрачивают своей философской глубины. Взаимодействие с живой и мёртвой природой, наблюдение всех состояний сущего: рождение, становление, смерть. Всё это даёт возможность переосмысления, проживания, принятия не только себя в заданном пространстве, но и необратимости происходящего в глобальном смысле.

— В вашей поэзии звучат фольклорные мотивы и образы. Кто-то вас даже причислил к «почвенникам»… Как бы вы сами определили свой творческий стиль и направление?   
— Нет, я не «почвенник» (круг писателей, которые призывали сохранить верность традиционным ценностям народной жизни и прочную связью с землей Е.С.). Не являюсь последовательницей и писателей-деревенщиков. Скорее, моё творчество тяготеет к метафорическому реализму с элементами магического реализма. Относительно сюжетов. Да, я часто обращаюсь к мотивам прошлого. Здесь своеобразным ретранслятором, соединяющим поколения, является моя мама. Она великолепная рассказчица. С удивительной живостью и точностью она описывает людей и события, семейский быт — утварь, одежду, ремёсла. Описывает настолько ярко, что временные грани стираются, и я порой не различаю, кто из нас проживал те или иные моменты — я, она или, скажем, моя прабабка. Погружаясь в прошлое, сама невольно становлюсь соучастником и свидетелем тех или иных событий

Графомания как отсутствие слуха

— Что отличает настоящую поэзию от графомании?

— Настоящая поэзия элитарна. Это не продукт массового потребления. Однако это не означает, что она недоступна для понимания. Это как обладание музыкальным слухом — имеющий уши да услышит. Абсолютным слухом обладали наши предки. Иначе они не могли бы создать столько потрясающих песен, сказок, пословиц и поговорок. Сейчас часто даже образованные люди не имеют в арсенале этого инструмента. Графоман поэтического слуха не имеет вообще, как и критического мышления. Не имеет дара, но имеет амбиции. Графомания — страшное явление. Большое количество этой низкопробной субстанции проникает в библиотеки, школы, заполняет информационное пространство. И это удручает.

— Слышала, что поэзия — это один из способов уйти от реальности, что-то типа воздушного замка, где поэт может жить среди образов и грёз. Или всё же творец находится под влиянием эпохи?
Мы живём на сломе эпохи, когда уход от реальности может быть обусловлен элементарным чувством собственного сохранения, страхом за судьбы близких. Человек слаб перед этими необратимыми процессами. Поэты — это люди с ободранной кожей. И здесь велика опасность включения режима самоуничтожения. Когда противостояние бессмысленно и не виден просвет, нужно обратиться в слух и зрение. Смотреть и запоминать. Ты — очевидец. И ты можешь об этом сказать. Не сейчас, так потом.

Какие у вас отношения с вдохновением? Многие говорят, что его надо дождаться, другие научились его призывать. Третьи просто садятся и пишут.
— Безусловно, оно необходимо. Вдохновение — это прекрасно. Но не вижу никакого смысла его призывать. «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь откуда приходит и куда уходит». Иногда кажется, что связь эта обрывается, и тогда я думаю: «Ну что же, жизнь от этого не закончится. Придется искать другие смыслы». Но разве сама жизнь не вечный их поиск?

Алена Рычкова-Закаблуковская окончила САПЭУ. Автор книг стихов «В богородский сад», «Птица сороказим», «Про свет». Член Союза российских писателей. Публиковалась в журналах и альманахах. Дипломант международных поэтических конкурсов «Эмигрантская лира», «Чемпионат Балтии по русской поэзии», в 2021 году подборка её стихов вошла в шорт-лист конкурса «Заблудившийся трамвай».

Все фото из архива героини

Читать также:

Поделиться
Поделиться
Поделиться
Поделиться
Поделиться