Главный волшебник театра кукол

Однажды на столе у главного режиссёра театра кукол Юрия Уткина кто-то оставил куклу – главного героя «Сказки про самого длинного червяка». Приезжие режиссёры, заглядывая в кабинет главрежа и видя червячка, шутили: «Это Уткин, что ли, в таком виде теперь принимает?». И это была шутка с долей правды: театр кукол — место волшебное, загадочное, странное. Здесь каждый может превратиться в кого угодно. А Юрий Анатольевич в этом королевстве совмещает должности главного волшебника и министра внутренних дел. Мы поговорили с ним о внутренних тайных механизмах театра «Аистёнок», искусстве манипуляций, строительстве театра мечты и творческой свободе.         

Екатерина САНЖИЕВА

Территория производственной любви

— В юности вы работали водителем и, по вашему признанию, это вам нравилось. Хотя это занятие чисто механическое, далёкое от творчества.
— Водитель имеет максимум свободы. Когда он едет по трассе, он предоставлен сам себе, может ехать с той скоростью, с какой захочет. Никто его не заставляет гнать или ехать без остановок. Я ездил из города в город и мог где-то остановиться и полюбоваться пейзажем. Никто надо мной с палкой не стоял. А кроме того, это возможность увидеть мир, получить новые впечатления, остаться наедине с собой.      

— А как обстоит дело со свободой на посту главного режиссёра?
— Режиссёр — это манипулятор. И если ты хороший режиссёр, значит ты хороший манипулятор. Почему-то часто это слово употребляется с плохим подтекстом: двигать людьми, дёргать за ниточки, управлять марионетками. Но это означает и быть гибким, уметь мотивировать людей. Например, актриса не в настроении, что-то у неё случилось, а впереди вечерний спектакль. Подойду к ней будто невзначай, скажу что-то приятное. Причём я это делаю искреннее, от чистого сердца. Обязательно захожу перед спектаклем в гримёрки к артистам, интересуюсь, как у них дела, говорю им о том, какая сегодня публика интересная и классная.

— А если говорить о вышестоящих руководителях. Здесь тоже нужна гибкость и дипломатия?
— Во-первых, в нашей профессии, как и в любой творческой, важна удача. Знаю своих коллег, у которых судьба складывается сложно. Они спрашивают: «Юра, почему у тебя всё так хорошо?». Я в этом отношении счастливчик, мне попадались директора, которые были творческими личностями. Пусть они были финансистами, но творчество для них было важно, они не подстраивались под конъюнктуру. Мне никогда не говорили, что делать, а что нет. А во-вторых, мой наставник в театральном институте говорил: «Плохой ты режиссёр, если не можешь срежиссировать свои взаимоотношения с директором». У моего руководства тоже есть какие-то задачи, требования, желания. Свои страхи, в конце концов. Моя задача — найти некий компромисс, чтобы и моим подчинённым, и моим начальникам было, грубо говоря, хорошо. Моя задача — убедить вышестоящих руководителей, что театр — это особый мир, живущий по своим законам. Никогда никому не разрешаю нарушать наш театральный трудовой кодекс. Артистам же говорю: «Ребята, сейчас такая финансовая или политическая ситуация, что мы все должны быть в согласии, быть на одной волне».            

— Общалась с вашими актёрами. Если верить их словам, главный режиссёр для них — чуть ни отец родной, понимающий, чуткий. Можно ли, работая в театре, быть таким добродушным?
— Театр — это творческое производство. Это не хобби, не самодеятельность, а постоянный, достаточно сложный процесс со своими подводными камнями. И если работники театра получают удовольствие от этого производства, если они хотя бы на 90% довольны своей деятельностью, тогда я по праву могу сказать, что выбрал счастливую профессию, нашёл свой театр, место, куда артисты ходят как на праздник. В этом случае и производительность у работника выше, и результат деятельности качественнее, и сам человек свободнее и гармоничнее. Ведь когда сотрудник работает из-под палки, то и производительность его понижается, и жизненный тонус на нуле, и ему требуется много времени на восстановление.

— Но, с другой стороны, творческое производство, наверное, требует дисциплины, решения поставленных задач, соответствия профессиональным нормам. Режиссёр должен проявлять жёсткость? Иногда ему, наверное, приходится быть тираном?
— В чём миссия главного режиссёра? Не как постановщика, а именно творческого руководителя. Это тот человек, который создаёт климат в коллективе, создаёт репертуар, выстраивает творческую перспективу каждому человеку в театре. Один из моих девизов: в «Аистёнке» должны работать только странные люди. Чем более они странные, чем более своеобразные и непохожие друг на друга, тем интереснее будет зрителю наблюдать их на сцене. Каждый артист уникален. Публика любит их как раз за индивидуальность. И это тоже задача главного режиссёра: подобрать труппу так, чтобы она была многофункциональна и многолика. Тогда и ценность спектакля будет возрастать. Для главного режиссёра главное — строить театр, создать территорию производственной любви, место, где люди будут ответственно относиться к работе, следить за своей формой, получая максимум удовольствия от своего дела. Вот на этом балансе я и пытаюсь строить театр.

Режиссура — это зеркало

— Прочитала несколько ваших интервью, и у меня сложилось впечатление, что спектакли вы рассматриваете в первую очередь как элемент воспитания. Такое ощущение, что театральное творчество становится чуть ли не педагогикой… 
— В первую очередь, зритель должен насладиться спектаклем, его эстетической стороной, восхититься, задуматься. И даже, возможно, не увидеть, что в нём заложено какое-то наставление. Я говорил о том, что в любом виде искусства есть воспитательный аспект. Наверное, только совсем свободные художники могут творить то, что бог на душу положит. Но любой художник не творит в пустоте, а опирается на какие-то образцы и каноны. А значит, где-то в школе или в вузе в нём воспитывали творца. Без воспитательного момента никакое творчество не родится. Творчество — это желание поделиться своим видением мира. Художник высказывается, а зритель может с этим соглашаться или нет. Дети же — особенно восприимчивая публика. Если ты апеллируешь к детской душе, надо быть очень тонким и аккуратным.

— Читала, что именно дети подтолкнули вас сменить профессию. Это так?
— Будучи водителем, я привозил артистов кукольного театра со спектаклями в детские сады. Видел, как дети встречали актёров, как приникали к окнам, махали им, радовались. Они настолько распахнутые, доверчивые, чуткие, что это накладывает на артиста особую ответственность: он должен отдавать себе отчёт в том, какое зерно положить в такую благодатную почву. Если взрослый может сказать «нет, ребята, это я приму, а это нет», то маленьким зрителем артист может манипулировать: заставить его плакать, смеяться, бороться вместе с артистами за героя. Мы даже придумали жанр «спектакль-провокация», в котором артисты провоцируют зрителя на неправильные поступки. После действа публика думает, зачем я это сделал: «Меня поманили, и я поддался. Почему я не подумал, правильно ли поступаю?». Но «воспитательность» — это не догма, не наставление. Нам нужно предложить ребёнку модель поведения, которая будет правильной, показать самые добрые, гуманные поступки. И всё это облечь в художественно-пластическую, музыкальную, игровую форму. Мы не говорим «делай так, а не иначе». Назидательность убьёт в ребёнке его естество.            

— Что такое режиссура? Давайте попробуем сформулировать кратко.
— Есть разные понимания режиссуры. По-моему, это зеркало. Режиссёр видит этот мир, пропускает увиденное через себя, и всё то, что предстает перед ним прекрасным, уникальным или сломанным, неправильным — отражает. Он не может пройти мимо. И находит язык, средства, приёмы, чтобы поговорить об этом. В первую очередь режиссёр должен говорить о «больных» темах. Приступая к работе над постановкой, он разделяется на два человека: творца и организатора. Творец придумывает, как об этом рассказать, организатор для воплощения идеи подтягивает композитора, художника, артистов, педагогов по вокалу, по пластике. Он должен объединить всех этих людей, чтобы они работали на одну идею, чтобы они загорелись замыслом и сделали всё максимально талантливо. Это самое сложное. В итоге зритель должен прийти, посмотреть действо, пропустить всё через себя и что-то понять, чему-то удивиться или ужаснуться. Акт встречи со зрителями несёт в себе синтез всех талантов. Это и есть режиссура.

— У театра, как и у всякого организма, есть периоды спада и подъёма. Тем не менее «Аистёнок» всегда «на взлёте»…
— Про качели — действительно, такое порой случается. Существует две тенденции. Бывает, что театр, выходя на определённый пик, после не может найти новых ресурсов для развития, и происходит закономерный спад. Либо другая ситуация: во главе стоит невероятно талантливый человек, который «зацикливает» развитие коллектива на себе, а потом, когда личность уходит, театр растворяется. Я всегда размышлял, как можно избежать этих ловушек. И понял, что хочу сотворить территорию любви, свободы творчества, где можно работать всегда. Для этого нужно сделать театр самодостаточным организмом. У нас есть свои «речевики», композиторы, художники, историки, режиссёры. Они генерируют идеи. Так что после меня тоже этот процесс будет продолжаться. И все дороги будут вести наверх. В первые годы моей работы в «Аистёнке» государство выделяло мало денег. Мы находили финансовые возможности сами, получали гранты. Тогда весь репертуар строился на моих постановках. Приглашать хороших режиссёров на гроши было невозможно. А когда государство стало выделять средства, я понял: вот он шанс сделать репертуар интересней и разнообразней. Теперь зову к нам на постановки лучших режиссёров.

«Не хочу устареть»

— Вы не боитесь приглашать на постановки более сильных, талантливых режиссёров. Творческий человек всегда ревнив. Это не задевает ваше самолюбие?
— Мой плюс, наверное, в том, что я не родился режиссёром, музыкантом, художником. Не родился талантливым творцом с каким-то необыкновенным внутренним миром. Я был обычным парнем, водителем. Возьмите любого дальнобойщика и скажите ему: «Иди-ка, поруководи театром!». Он покрутит пальцем у виска. А у меня так всё и было. Да, я получил образование, но по большому счёту пришёл в театр из другого мира, из другой сферы. И то, что сейчас имею, — для меня уже счастье. Я и не мечтал стать руководителем, тем более театра. Где-то в параллельной жизни я до сих пор мог бы крутить баранку.

Я не настолько талантлив. Добиваюсь всего трудом. Возможно, кому-то мои работы нравятся, возможно, я чего-то добился. Но я здраво себя оцениваю и этим гашу своё самолюбие. И потом, художественный руководитель и режиссёр — это разные ипостаси, разные задачи. Если я руковожу театром, то мне безразличны творческие рефлексии Уткина, мне важно, чтобы театр процветал, чтобы здесь было интересно и здорово. В театре будут самые лучшие, талантливые люди, которых я только смогу сюда привести. А если у тебя есть режиссёрские амбиции, говорю я себе, иди, старайся, с тобой рядом такие мастера, выдающиеся режиссёры — будь не хуже! Конкурируй с ними.

— И вы конкурируете?
— Нет, конечно. Это мои друзья, коллеги. Я ни с кем не соревнуюсь, стараюсь оставаться собой, при этом владеть профессией и не терять чувство актуальности. Не хотелось бы устареть. Когда я почувствую, что устарел, надо будет завязывать с режиссурой. И руководитель во мне скажет режиссёру: «Ничего страшного, зато театр у меня процветает».

— У меня такое ощущение, что Юрий Уткин не один, а целая компания.
— Так и есть: руководитель, режиссёр, отец и какой-то водитель (смеётся).

— Как вы перезагружаетесь, чем вдохновляетесь?
— Книги, спектакли, фильмы для меня — перезагрузка. Но главное вдохновение и удача — это люди, которые рядом: моя прекрасная семья, замечательные друзья, чудесный директор, талантливые и любимые артисты, молодые и смешные студенты, восхитительные зрители. Всё это даёт мне духовное наполнение. Стараюсь впитывать всю полноту жизни. Мне нравится наблюдать за миром. Конечно, с каждым годом всё сложнее выкраивать такие моменты. У меня просто не хватает времени. Если возникают сложности в постановке, я знаю, как их разрулить, как подойти к артистам, как решать вопросы с руководством. Но я не в состоянии решить вопрос вечной занятости. Иногда урываю несколько минут и медитирую. Отпускаю какие-то тревожные мысли, чтобы ощутить себя внутренне пустым и полым. Но чем дальше иду, тем меньше возможности почувствовать жизнь по максимуму. Тем не менее надо попробовать срежиссировать и это!

Читать также:

• Волшебные метафоры Наталии Керн
• Двое с острова счастья (Роман и Екатерина Зорины)
• Алёна и её страна чудес (Алена Копылова)
• Игра в куклы (Наталья Уткина)