«Фильм — это разгадывание: героя, времени, обстоятельств»

Екатерина САНЖИЕВА

Документальные фильмы Ольги Ринчиновой — это истории о местах и людях, которые смотрятся на одном дыхании и рассказаны с большой эмпатией. Она умеет открывать в своих героях нечто новое, рассказывать о них то, чего еще не было сказано раньше. Мы поговорили с Ольгой о том, что такое документальное кино, как появляются фильмы и герои, какие мистические происшествия случаются во время съемок.

Рассказывать истории картинкой

— Когда ты только пришла на ГТРК, трудно ли было перестраиваться с газетной журналистики на телевизионную?

— Сколько себя помню, всегда хотела быть журналистом, потому что любила рассказывать истории на бумаге и каждый день делать не то, что вчера. И я стала газетчиком. А когда после девяти лет работы пришла на телевидение, поняла, что надо научится думать картинкой. Если без звука зритель поймет, что ты хотел ему сказать, значит у тебя все получилось.

Я училась в телевизионной школе в Екатеринбурге. Сначала мы осваивали камеры, потом — монтаж, озвучку, ведение, делали выпуски новостей для одного зрителя — преподавателя. Жили мы все вместе в общежитии и это была такая учеба 24 на 7. В финале нужно было выдать короткометражку, которую сам придумал, снял, смонтировал. К возвращению в Иркутск я представляла телевизионный процесс целиком и могла руководить службой новостей на областном телевидении. Я любила эту работу и свою команду.

А когда устала от формата новостей, ушла в авторский проект «Заповедник». И у меня был чудесный год — по лесам, по полям. Я встретила много увлеченных, интересных людей. В Зиминском районе в Зулумайском заказнике жил Александр Шепчугов и защищал бобров. Владимир Трапезников из города перебрался на слияние рек Лены и Чанчура, у него было свое кино… После нашей 20-летней дружбы у меня получился документальный фильм «Трапезников».

— Как вообще появляются герои фильмов? Какие люди тебя интересуют?

— Если одним словом — думающие. Одни до нашей встречи были мало кому известны, другие уже знамениты, но мне посчастливилось в какой-то отрезок их жизни оказаться рядом. Это и есть журналистская удача. Так в последнее лето Валентина Григорьевича Распутина я провела с ним несколько дней на корабле. Мы ходили по Байкалу и так вышло, что из-за статуса некоторых пассажиров не могли причаливать. Оказались посреди озера фактически в замкнутом пространстве, поэтому невольно много общались. Я встаю рано, и Валентин Григорьевич тоже оказался жаворонком. О тех июльских днях есть на сайте «Вести-Иркутск» программа «На рыбалке с Распутиным».

А в архиве ГТРК сохранилось не опубликованное еще полностью интервью, которое писатель дал мне летом 2001 года на своей даче. Я приехала за синхроном для новостей, а неожиданно получила глубокие ответы на свои простые, как сейчас понимаю, вопросы. Когда Валентин Григорьевич ушел, режиссер Мария Аристова (у нее, кстати, Тэфи за фильм о Распутине «На Родине») узнала, что в Петербурге есть видео о поездке Распутина на Афон (крупнейшее в мире средоточие православного монашества на полуострове Айон-Орос в Греции— Е.С.).

Мы прочли очерк писателя — «На Афоне» и поняли, что хотим увидеть съемки той поездки. В очерке Распутин приоткрывал свой путь к вере, там я нашла ответы на вопросы, которые не успела задать ему при жизни. Анатолий Пантелеев — его Валентин Григорьевич брал с собой на Афон — отдал нам записи со Святой горы. Кроме того, там оказалось неизвестное интервью писателя, снятое сразу по возвращении из Греции. Нам осталось только правильно распорядиться полученным материалом. Мы даже название не придумывали. Увидели его на рукописи, подаренной Пантелееву писателем, — «Хождение на Афон».

— И что нового ты открыла в этом человеке?

— В жизни Валентин Григорьевич был достаточно закрытым человеком, с четкими личными границами. А в очерке много личных переживаний писателя. Я посмотрела на Афон глазами человека ищущего, думающего, глубокого.

В поисках затерянных храмов

— А как появился фильм «Мое открытие Каппадокии»?

— Случайно. Я поехала в путешествие со своей подругой, иконописцем Еленой Алешиной в Каппадокию (название области в центре Малой Азии, где в первом веке от Рождества Христова апостолы проповедовали христианство. Там необычный ландшафт вулканического происхождения, подземные города, созданные еще в I тыс. до н. э. В скалах возводились монастыри, ведущие свою историю со времён ранних христиан. Е.С.). Мы были вместе с группой художников, которую собрал Сергей Шихачевский. Двадцать лет он изучает храмы раннего христианства. Каппадокия — это территория Византии. Еще подумала, что десять дней с иконописцами — будет скучновато. Но я стала свидетелем настоящего детективного расследования! На фоне невероятно красивых ландшафтов в отверстиях вулканических скал они искали древние храмы и древние росписи. Сейчас это север Турции, владения мусульман.

В пещерных домиках из вулканических пород до сих пор живут люди. Местный житель рассказывал, что для обитателей таких домов в Турции запускали программу переселения в квартиры, как у нас — из ветхого жилья. Но мало кто соглашался переезжать, объясняя это так: «Нашей семье принадлежит вот эта гора, родится ребенок и мы сможем выдолбить себе еще одну комнату. А квартиру уже не расширишь».

— Так вы искали затерянные церкви?

— В Каппадокии есть несколько отреставрированных храмовых комплексов, куда водят туристов. Сергей Шихачевский знает места, где мало кто бывал и где сохранились фрагменты настенных изображений. Некоторые храмы неизвестны даже для самих жителей Каппадокии. Художники измеряли, расшифровывали изображения, некоторые расчищали. По отдельным деталям, которые мне ни о чем не говорили, они угадывали весь библейский сюжет, определяли — расписывал ли храм один художник или несколько, из чего делались краски… Наблюдать за этим было очень увлекательно. У меня был только телефон, я не собиралась снимать, но устоять было невозможно.

В церквях Каппадокии очень много изображений Фомы неверующего (прозвище апостола Фомы, которое он получил после Воскресения Христа. Когда Фома пришёл в Иерусалим и услышал о воскресшем Господе, то не поверил — Е.С.). Фома был глубоко верующим, но у него был такой способ убеждаться — через сомнение. Это он опоздал на успение Богородицы и сказал: «Хочу с матерью Бога моего проститься». Ему отвечали: «Как-то неудобно, уже крышкой накрыли». А он: «Хочу». Только благодаря настойчивости Фомы узнали, что Богоматерь уже не на земле. Когда ты сомневаешься и спрашиваешь — получаешь ответ, а когда во всем всегда уверен, истина тебе может и не открыться.

В какой-то момент я поняла: все это — затерянные храмы, древние росписи, иконописцы, которые готовы карабкаться по скале на высоту двухэтажного дома или спускаться под землю в поисках ответов — это может быть интересно не только мне. Их вера и увлеченность меня покорили. Это были удивительные десять дней. Казалось, что Бог совсем близко.

Человек, идущий в неизвестность      

— Когда ты говоришь об увлеченных людях, сразу вспоминается фильм «Насквозь» о детском хирурге Юрии Козлове. Причем в фильме Козлов показан в необычном свете. В первых же кадрах он надевает шлем, садится на мотоцикл и мчится по шоссе…

— Однажды Юрий Андреевич написал мне, что едет в Екатеринбург оперировать ребенка, который еще был внутри утробы матери. Фетальная хирургия — это звучало фантастично. С той эсэмэски и началось мое знакомство с Наташей и ее тогда еще не рожденной дочкой Викой. Юрий Андреевич прислал фотографии с операции, в ней участвовало тринадцать врачей, двое из Иркутска. Диагноз, по сути, был приговором, показанием к прерыванию беременности. Патология, приводящая в 100 процентах случаев к инвалидности. В Екатеринбурге врачи пытались тренироваться на матках овец. Но когда появилась необходимость оперировать ребенка в материнской утробе, медики стали искать хирурга с большой практикой. И остановили выбор на Юрии Козлове, как на основном докторе. До сих пор такую сложнейшую операцию никто не повторил. Сейчас девочке три года, она бегает, прыгает, танцует, читает стихи.

— Но в фильме ты героя показываешь не как божество, а как человека со своими слабостями и страхами…

— Да, как врач, он делает вещи за гранью фантастики. Мне было интересно показать его поиски, преодоление себя, то, как он делает выбор. Юрий Козлов, например, сел за мотоцикл в пятьдесят лет, потом учился кататься на скейте и сноуборде. Я снимала Юрия Козлова-байкера, чтобы спросить его про скорость. Зачем она в хирургии? Мы договорились, что он будет максимально откровенно отвечать на мои вопросы, а если ему не понравится результат, то фильма не будет. Между тем, он не стал ничего редактировать.

— Не тяжело было присутствовать на операциях?

— Фильм снимался в разгар ковида. Нас в больницу не пускали. В Иркутске мы сняли только одну операцию, еще несколько на Сахалине. Первому пациенту было всего два дня от рождения. И уже во время вмешательства выяснилось, что у новорожденного патология гораздо сложнее, чем предполагалось. Мы видели, как команда Юрия Козлова искала ответы и находила. Операция длилась шесть часов, в конце мы с оператором Романом Рютиным без сил сидели на полу. Не то, что хирурги у операционного стола! Они словно киборги или Боги. Это была борьба за жизнь. Вызов, который врачи принимали хладнокровно и профессионально. Это было волшебство.

Кстати, финал фильма сам пришел в руки. Мы снимали на Сахалине и пока ждали обратный самолет, поднялись на вулкан. Попали в сильный туман, заплутали. Ходили у вершины в белом молоке и не понимали где находимся. Я тогда увидела, как Юрий Козлов спокойно движется в «никуда» и подумала: вот это и есть человек, который идет в неизвестность, принимает вызовы и ему не страшно.

Влюбиться в героя

— Как бы ты определила — что такое документальное кино?

— В Иркутске сильная школа документального кино. Фильмы Восточно-Сибирской студии кинохроники побеждали на международных фестивалях. В прошлом году я брала интервью у Владимира Самойличенко (режиссёр, председатель Восточно-Сибирского отделения Союза кинематографистов России — Е.С.), и он мне показал пожелтевшие листочки, сценарий так и не снятого фильма «Тайны Байкала». Прошло 25 лет, но этот сценарий можно брать и снимать. Там уже все проработано до мелочей. Расписано — что автор ждет от оператора, какой план ему нужен, найдены потенциальные герои, заложена сюжетная линия. Такое ощущение, что фильм в голове у автора уже жил. И при этом сценарий Самойличенко — это не вымысел. Он документален. Я не очень понимаю, когда документальное кино строят сегодня на придуманном интервью, встрече, которой никогда не было. Это уже что-то другое. Возможно, не менее ценное, но не документальное кино. Хотя я не кинодокументалист, снимаю телевизионное кино в свободное от основной работы время. Просто потому что не могу не снимать.

— С чем бы ты сравнила процесс создания фильма?

— Я очень люблю интеллектуальные детективы. Особенно, когда действие разворачивается в нескольких эпохах. Так и фильм — это расследование, разгадывание — героя, обстоятельств, порой давно ушедших в прошлое. А еще фильм случится, если ты по-хорошему влюбишься в героя, если он тебе будет по-настоящему интересен. И если улыбнется удача… На съемках фильма «Насквозь» мы с оператором Дмитрием Грабовским заехали с Юрием Андреевичем к его друзьям Сергею и Наталье Шабуровым. Они больше тридцати лет живут на Байкале. Мы собирались снимать встречу друзей, но в фильм вошло совсем другое. Шабуровы показали нам съемки своей собаки лайки Ники с нерпенком. Как им казалось, рядовое видео из жизни.

— Бывали на съемках какие-то странные мистические истории?

— Мы снимали в Питере эпизод фильма про Иннокентия Сибирякова (иркутский предприниматель, благотворитель и меценат, впоследствии принявший монашество и почивший на Афоне — Е.С.). Иннокентий Михайлович сделал пожертвование монахине одного монастыря. Сумма была очень большая и женщина обратилась в полицию. В результате, на мецената завели дело. Счета Сибирякова арестовали. Его проверяли на вменяемость. С режиссером фильма Марией Аристовой мы искали именно те здания, в которых Сибиряков жил, учился, на которые жертвовал средства. Мы выясняли, как эти дома выглядели в начале 20 века, выясняли что с ними стало сейчас. И когда съемочная группа уехала, я осталась в Питере работать в архиве. Как-то зашла в книжный магазин на Невском. Тогда только что вышел роман Евгения Водолазкина «Авиатор».

Был июньский день, я села на лавочку, начала читать… Главного героя книги зовут Иннокентий, он оживает после того, как в 1930- е годы был заморожен на Соловках (проводился какой-то секретный эксперимент) и попадает в современный Петербург. Герой смотрит в окно и вспоминает город начала двадцатого века. Я была поражена! Только что мы ходили по этим улицам, пытаясь понять, как выглядели те или иные здания сто лет назад. А тут я читаю об Иннокентии, который делает то же самое: представляет старый город, его жителей, его звуки и запахи. Я подумала, что это привет от самого Иннокентия Сибирякова.

СПРАВКА
Ольга Ринчинова руководила программой новостей «Курьер», снимала авторские сюжеты и циклы передач — «Заповедник», «Экспедиция», «Старая пластинка», «Большой репортаж». С 2022 года — директор филиала ВГТРК ГТРК «Иркутск». Автор документальных фильмов «Сибирская история», «Тайный советник», «С Байкалом наедине», «У самого синего моря», «Насквозь» (Гран-при международного фестиваля «Люди науки» Челябинск, 2023 год), «Причащение» (победитель всероссийского фестиваля «Человек и вера» Тобольск, 2023 год) и многих других. Финалист «ТЭФИ-регион, лауреат премии губернатора, обладатель «Золотого пера».