Эдем Юлии Пихтиной

Актриса Иркутского музыкального театра имени Н. М. Загурского Юлия Пихтина — перфекционистка. В школе, училище и университете она училась на пятёрки, стараясь всё делать по высшему разряду. Вот и придя в театр, Юлия сразу стала получать главные роли, исполняя их ярко, тонко, психологически точно — на пять с плюсом. Солнечное обаяние, волшебная актёрская пластика и красивый голос сделали её любимицей публики. Мы поговорили с Юлией о том, как «расходиться» со своими героинями, проявляться на сцене и включать энергосберегающий режим в обычной жизни.         

Екатерина САНЖИЕВА

Театр как спасение от хандры

— Кем вы хотели стать в юности? Или уже тогда мечтали о сцене?
— В детстве я любила рисовать. Мне хотелось заниматься либо мультипликацией, либо комиксами. Мне нравился мультик «Мой маленький пони», «Русалочка». Я училась изображать этих персонажей в движении, получалось почти один в один с оригиналом. Лет в десять меня показали преподавателю рисования из художественной школы. Она сказала, что «всех этих принцесс мы перерастём», а будем рисовать всякие кубики, тени, вазы… Но мне это было неинтересно. Я хотела рисовать людей, животных, сказочных героев. Когда мне было 14 лет, я училась в училище искусств, мои однокурсники стали меня просить нарисовать их портреты. У меня появилась тетрадь, где я делала наброски. Мне понравилось рисовать людей с фотографий. Получалось очень похоже. Карандаш меня слушается и точно передаёт все нюансы, детали. Пару лет назад даже завела сообщество «ВКонтакте», посвящённое моим рисункам. Но сейчас почти не успеваю рисовать, потому что в театре большая нагрузка, много ролей.

— А как вы открыли в себе актрису?
— В пять лет меня отдали в балетную студию при Доме офицеров. Преподавательница фортепиано Наталья Тихонова, посмотрев на меня, сказала, что у меня хороший музыкальный слух. И взяла к себе в класс. Было там и пение, и хор. Меня как-то сразу стали выделять, давали сольные номера. Но тогда и мысли не было, что это моё призвание. Фортепиано я занималась «из-под палки». Петь любила, но мне не нравилось учить слова. Мелодию воспроизводила на раз-два, могла даже придумать свои слова, например, на французском под Мирей Матьё, на итальянском, на английском.

Дома у нас всегда звучала музыка. У деда была целая библиотека из пластинок: оперы, балеты, оперетты. У папы была более современная коллекция записей. Потом на кассетах я услышала АВВА и Bonye M. Но настоящий прорыв в моем сознании совершила группа Radiоhead. Благодаря им я открыла для себя рок-музыку, углубилась в неё, стараясь расширить познания в этой сфере. Собирала диски с разными группами, не думая о том, что буду когда-то сама всё это петь, смотрела фильмы Тарантино с классными саундтреками. Одержимость рок-культурой плюс уроки фортепиано привели меня к мысли, что я хочу поступить в музыкальное училище. Ничего из школьных дисциплин мне не подходило, а в музыке для меня открылся целый пласт интересов и возможностей. Вместе с родителями мы пришли к выводу, что карьера оперной певицы для меня подходит больше всего. Мой голос педагоги, действительно, классифицировали как оперный.

— Вы поняли, что пение — ваша стезя. А как же вы оказались в театре?
— Окончив училище искусств, я не поехала поступать в консерваторию: родители не пустили, я была домашней девочкой. Вот я и поступила на музыкальный факультет педуниверситета. Меня сразу накрыла депрессия. Уровень преподавания общеобразовательных предметов в вузе мне показался низким. Моим педагогом по фортепиано была Татьяна Павловна Лесовая, она мне посоветовала пойти в «Театр Пилигримов», чтобы заняться чем-то новым и освободиться от хандры. Владимиру Соколову (основатель «Театра Пилигримов» — Е.С.) нужны были тогда молодые, активные, способные люди, он любил работать с новичками. Я пришла на прослушивание, и Владимир Игоревич меня сразу взял. Для меня это было спасением. Я наконец нашла применение своему таланту.

С Соколовым работать было очень интересно. Он поручил мне много главных ролей, а роль Маргариты в популярной рок-опере «Мастер» была вообще подарком. В рок-опере «Кармен» арии Бизе Соколов аранжировал в рок-стилистике. Я играла Кармен. В «Бременских музыкантах» — Принцессу. В общем, стала ведущей солисткой. Мы ездили на гастроли. Я радовалась тому, что меня оценили, что мне доверяют такие роли. Однако после того как я окончила университет, поняла: театр Соколова научил меня многому, дал много умений — и вокальных, и актерских, но пора идти дальше.

На сцене, как на своей кухне

— Вы пришли в Иркутский музыкальный театр после небольшого театра-студии. Чем отличался творческий процесс здесь от «Пилигримов»?
— Когда я попала в музыкальный театр, для меня многое было в новинку. Здесь был другой процесс создания спектакля. Я впервые участвовала в читке сценария, когда все сидят за столом и обсуждают — как, кто, что должен говорить. Мне давали «голый» текст, а из него надо было вылепить роль. Режиссёр, конечно, имеет своё видение, но ждёт, чтобы актёр, исходя из поставленных задач, предложил свою концепцию.

— А выходить на сцену перед таким огромным залом, взыскательной публикой не страшно было?
— Когда меня увидела Елена Константиновна Волошина (народная артистка РСФСР, одна из ярчайших актрис Иркутского музыкального театра — Е.С.), то сказала: «На сцене ты себя чувствуешь, как на своей кухне». Зажимов у меня не было, но не хватало актёрского мастерства. Самой большой сложностью для меня была работа с текстом — я не знала, как к нему подступиться. Но со мной работала Елена Константиновна, как и с другими начинающими артистами, тогда она была ассистентом режиссёра. Волошина сидела на всех репетициях и людей, которые что-то не поняли, оставляла и работала с ними. Мы занимались в классе индивидуально или с партнёром по роли. Я моментально всё схватывала, ведь Елена Константиновна была профессионалом, видела роли насквозь и подсказывала, как их оживить.

— Нельзя дать несколько советов, ноу-хау от Елены Волошиной, как стать настоящим актёром?
— Нет, это же не лайфхак, а опыт. Нужно много ролей сыграть, прежде чем что-то понять. Елена Константиновна давала новичкам навыки актёрской игры, умение работать с драматургическим материалом, учила нас проживать роль: показывала, рассказывала, читала монологи за героев. И это у неё получалось по-настоящему, глубоко, жизненно. Я впитывала всё, что она говорила, как губка. Мне стоило лишь дать зацепки, намёки — я сразу начинала импровизировать. Без такого наставничества мне было бы гораздо сложнее влиться в театр, ведь у меня за плечами не было актёрского образования.

— Когда вы пришли в театр, не возникло ли с коллегами творческого соперничества? Ведь каждая актриса хочет быть примой, получать главные роли…
— Когда я пришла, кроме Любови Поляковой не было других солисток с академическим вокалом. Меня сразу взяли на роль Ганны Главари в «Весёлой вдове». Потом была «Марица», я — во втором составе, Любовь Ивановна — в первом.                          

— Какие из ролей дались вам наиболее сложно? Были, как говорят, совсем «не ваши», из-за чего приходилось себя ломать?
— Бывали сложности такого плана: как бы сделать роль интересно, как прожить её так, чтобы зрители верили и сопереживали, как перевоплотиться в другого человека. В работе над образом много нюансов. Ты представляешь этого героя, его парадигму жизни, начинаешь собирать его буквально «по частям», представляя его историю, его путь, взлёты и падения, какие он допускал ошибки, с какими метаниями, с какой болью он живёт в данный момент. Актёр должен разбираться в психологии, иначе невозможно создавать на сцене правдивые образы.

— У вас в театре часто менялись режиссёры. Сложно, наверное, каждый раз подстраиваться под нового человека, под новые творческие установки?
— От каждого можно взять что-то интересное, что-то ценное. Каждый тебя чем-то обогащает. У нас было много совершенно разных режиссёров, каждый со своим почерком, стилем, видением. И чем больше ты с разными мастерами работаешь, тем больше у тебя опыта. А самый ценный опыт, пожалуй, я получила от Елены Волошиной. Ни один режиссёр с ней не сравнится в плане знания актёрского мастерства. Даже после ухода Елены Константиновны я долгое время мысленно обращалась к её образам и советам. Она настолько тонко чувствовала роль, что могла сказать реплику за любого героя в любую минуту действия.

«Включить» мадемуазель Бриссар

— Можно ли сказать, что нынешний музыкальный театр, его творческая концепция изменились по сравнению с тем временем, когда вы начинали здесь работать?
— Многое изменилось. Когда я пришла, в тренде были оперетты. В каждом сезоне была новая оперетта двух- или трёхактная. Но уже тогда начали ставить мюзиклы, например, «Прелести измены», где у меня была большая танцевальная и певческая роль Антонии. Сейчас оперетта, скорее, редкость. Вкусы публики изменились, в театре делается упор на мюзиклы и концертные программы. С другой стороны, стало больше серьёзных драматических постановок. Возьмём «Бесприданницу»: мало того, что там звучит любимая всеми музыка Андрея Петрова из фильма «Жестокий романс», так ещё и прекрасный текст пьесы Островского! Или комедия «Горе от ума», в которой богатый музыкальный материал соседствует со стихами Грибоедова. «Старший сын» — опера Гладкова по пьесе Вампилова. Мюзикл «Декабристы» основан на реальных исторических событиях. Или «Летят журавли» — одна из блестящих премьер нынешнего сезона, музыкальная драма по мотивам пьесы Виктора Розова «Вечно живые». Мне интересно пробовать себя в таком серьёзном материале.

— В спектакле «Летят журавли» вы играете мать. Не сложно было играть такую «возрастную» роль?
— Не возраст тут был главной сложностью. Главное было «попасть» в душевное состояние матери, которая ждёт сына с войны. Моя героиня многое пережила, у неё за плечами сложная жизненная история. Но она сохранила жизнелюбие и оптимизм. Она и Веронике пытается помочь. Вместе с тем на малой сцене в мюзикле «Ищите женщину» я играю мадам Роше — женщину, которая устала от своего мужа и завела любовника. У неё своя мораль. Она лёгкая, игривая, роковая. А какое у неё танго восхитительное! Как видите, у меня разные роли, и от всех я получаю удовольствие.

— Как вы «снимаете» с себя роли, отстраняетесь от своих героинь? Или они остаются — в ваших манерах, движениях, мимике?
— Бывает, что приклеится даже не моя роль. У Жени Калашниковой, которая играет мадемуазель Бриссар, безумно смешная манера речи в спектакле «Ищите женщину». Так что я иногда использую её, чтобы похохмить при случае (смеётся). А ещё у нас в театре часто бывает, что спектакли расходятся на цитаты. Актёры вставляют их в контекст жизненных ситуаций или рабочих моментов. Это очень забавно.

Но иногда просто необходимо «развоплотиться» со своей героиней. Например, я настолько вжилась в роль матери в спектакле «Летят журавли», что в груди образовался болевой комок. Я ещё только готовилась к своему выходу, а внутри уже становилось тяжело, словно от большой беды. Поэтому после репетиций приходилось «отделяться» от образа. Я так и говорила себе: «Я — это я, и сейчас буду жить своей жизнью, буду радоваться синему небу и цветущим одуванчикам». Наверное, это моя первая по-настоящему драматическая роль. Сам драматургический материал пронзительный, такие жизненные истории и судьбы, что невозможно смотреть и играть без слёз.                 

Отодвинуть все проблемы и играть

— Многое зависит от партнёров по сцене?
— Мы с партнёром словно петелька и крючочек. Театр — это особый мир: мои дорогие коллеги стали уже родными людьми, у нас классный коллектив. Я здесь отдыхаю. Мне очень комфортно. Как-то приезжала к нам Сусанна Цирюк (режиссёр-постановщик, переводчик, либреттист — Е.С.) и отметила, что в нашем театре необычайно дружеская атмосфера, такой маленький эдем. К нам попадают именно «наши» люди, а другие как-то незаметно исчезают. Остаются только те, кто принадлежит этому театру.                                             

— Многим жизнь актёра представляется праздником. Это так?
— На самом деле у нас довольно тяжёлая жизнь. Один выходной. А когда выпускаем спектакль, перед самой премьерой, обычно работаем и вовсе без отдыха. Приходится учить объёмные тексты, новый музыкальный материал, эмоционально затрачиваться. Даже если болеешь или не выспишься, страдаешь от депрессии или переживаешь из-за родных —  всё равно идёшь на сцену и зажигаешь. Сцена лечит. А бывает, наоборот, наступает эмоциональное выгорание.

— И что тогда делать? Какой у вас рецепт от выгорания?
— Собираю себя в кучу. Включаю «энергосберегающий» режим в повседневной жизни. В такие моменты прихожу домой со словами «меня не трогать» и ложусь спать. Пытаюсь выспаться. Если, конечно, эмоции после спектакля не будут стоять внутри колом. Утром у меня вообще целый ритуал. Встаю за два часа до выхода из дома. Завариваю кофе, смотрю в интернете что-то интересное, отвлекающее, неспешно завтракаю. Макияж нанести обычно не успеваю. Поэтому сижу во время репетиции и потихоньку крашусь, а девчонки надо мной смеются: «Опять Пихтина марафет наводит» (смеётся).

— Нужно ли актрисе любить себя, быть уверенной в своей неотразимости? 
— Актриса должна быть уверенной в себе, довольна собой. У меня никогда не было комплексов по поводу внешности. Поэтому на сцене мне легко. А вот в реальной жизни проявлять себя мне гораздо сложнее. Некоторые реализуются в разных сферах: социально активны, придумывают проекты, открывают бизнес. Я же проявляю себя на сцене, в театре. На остальную жизнь остаётся слишком мало времени. Стараюсь «экономиться», чтобы хватило ресурса для работы.

— Можно сказать, что у вас удачная актёрская судьба. От чего это зависит? От таланта, стечения обстоятельств, трудолюбия?
— Думаю, это судьба. У каждого из нас своя роль в жизни. У меня — сцена. Меня просто как будто кто-то привёл в театр. Я здесь на своём месте. И в другом амплуа сейчас себя не представляю.

Читать также:

• Образ для актёра — это броня (Евгений Алешин)
• «Театр — это зависимость» (Максим Колесников)
• Мастер перевоплощения (Евгений Рекутный)