Альтер эго Сергея Юдина

Сергей Юдин многим известен как депутат, общественный деятель, владелец и основатель одного из самых крупных в городе охранных агентств. Но у этого сурового мужчины есть и другая ипостась, альтер эго — он акварелист. Его работы тонкие, лиричные, немного ностальгические. Почти везде главным героем выступает Иркутск — камерный, уютный, загадочный в переливах вечерних фонарей. Член Союза художников России Сергей Юдин рассказал порталу «Культура 38» о том, чем сложна акварельная техника и о вдохновении, которое нельзя внести в рабочий график.           

Екатерина САНЖИЕВА

Проектировать города из стекла и бетона

— Вы депутат, основатель, владелец охранного агентства. Казалось бы, далёкие от творчества сферы… Почему вдруг стали заниматься живописью?
— Это произошло не «вдруг». По специальности я архитектор. В десятом классе решил, что буду проектировать города, здания из стекла и бетона. Пошёл в Политех на архитектуру. Конкурс был десять человек на место. Поступали самые сильные, каждый был по-своему талантлив.  Академическое высшее образование в те времена, когда я учился, было основательным. После четвёртого курса каждый студент мог определиться, в каком направлении будет дальше работать: либо с историческим наследием, либо в сфере промышленного и гражданского строительства, либо в сфере городской среды. После окончания я распределился в проектный институт, который специализировался на предприятиях целлюлозно-бумажной отрасли. Мне стало интересно, чем проектирование промышленных предприятий отличается, скажем, от гражданских зданий или парков. Кстати, могу с гордостью сказать, что в Ташкенте по моему проекту построен административно-бытовой комплекс.

— Какие творческие дисциплины вам преподавали?
— Рисунок, живопись, скульптуру, историю архитектуры и искусства. Нашими учителями были настоящие мастера, впоследствии ставшие народными художниками. Одним из преподавателей был сам Владимир Павлов. Евгений Колодинский преподавал рисунок, основы архитектуры вела профессор Мира Яковлевна Ашихмина, живопись — заслуженный художник России Александр Шипицын. Кстати, Александр Сергеевич позже дал мне рекомендацию при вступлении в Союз художников. И общались тогда педагоги со студентами на равных, с уважением.   

— Творческие дисциплины вызывали у вас сложности?
— Нет, рисовал я с детства. Больше увлекался графикой, использовал перо, карандаш, тушь, уголь. И в школе на уроках постоянно в тетрадках рисовал, и сейчас на заседаниях думы что-то черкаю (смеется). Эти вещицы у меня потом разлетаются как горячие пирожки. Друзья, коллеги просят: «Подари!». Вот, например, недавно набросал карандашом на листе Цесовскую набережную. Как ни странно, депутатские обсуждения даже помогают мне в этих набросках, дают какие-то мысли, которые потом выливаются на бумагу.

— Но как случилось, что, достаточно долго проработав в других сферах, вы вновь взялись за кисть и краски?
— В 2010 – 2011 годах я стал депутатом и посмотрел на Иркутск несколько под другим углом зрения. Я взглянул на город как человек, который может что-то в нём изменить, что-то ему подарить, что-то в нём улучшить. Многие места, здания и улочки открылись мне с другой стороны. Словно кто-то дал мне потайной ключ от города. Я с головой погрузился в живопись. И лет шесть-семь писал городские сюжеты. Накопив приличное портфолио, подумал, что работы у меня неплохие, и позвонил директору Иркутского областного художественного музея Наталье Сысоевой: «Знаете, я немного рисую, пишу. Можно мне поучаствовать в выставке?». Она сразу согласилась встретиться. Позже Наталья Сергеевна рассказала, как восприняла всю эту ситуацию: «Звонит депутат, что-то там намалевал, но отказать-то ему вроде неудобно». Я принёс в музей пять или шесть работ. Увидев их, Сысоева очень удивилась: «Какие акварели! Где вы раньше были? Где прятались всё это время?». И включила в экспозицию сразу две моих картины.

Поймать свет старого города

— Почему вы выбрали именно городской пейзаж? Почему не портрет, к примеру?
— Я же архитектор, мне близка городская тематика. Хотя я работаю и на пленэрах, и природу пишу, и натюрморты. А портрет — это самостоятельный жанр. Нужно уметь точно поймать героя, его характер, настроение, мысли, тревоги. Передать всю сложность его натуры. Для этого нужно быть немного психологом. Писать городские сюжеты мне больше по душе.

— Глядя на ваши пейзажи, можно сделать вывод, что вдохновляет вас не современный Иркутск, а немного в стиле ретро, советских времен…
— Современные города мало кто из акварелистов пишет. Современная архитектура, на мой взгляд, не интересна для художника, обезличена: ровные окошечки, балкончики, фонарики. Мало кто захочет с фотографической точностью воссоздать на полотне современные микрорайоны с одинаковыми каменными коробками. Современный город надо додумывать, досказывать, привносить в него загадку. Оттого я и отстаиваю городскую историю, ведь именно историческое, архитектурное наследие ценно. Оно придает Иркутску своеобразие, шарм, живописность. Очередной «Мариотт» не вызовет интереса туристов, а старая деревянная и каменная архитектура притягивает.

— Какой Иркутск интересен Сергею Юдину?
— Я вижу его патриархальным, спокойным, добрым, тёплым, старым. Город, в который хочется вернуться, погулять по его улочкам, повспоминать, помечтать. Город, где каждый переулок и перекрёсток знаком с детства и в то же время открывающийся тебе всякий раз по-новому. То пасмурный и дождливый, то невесомый в лучах солнца, то сияющий в переливах вечерних огней.     

— Важно ли художнику запечатлеть город с фотографической точностью? Или всё-таки важнее передать своё видение и настроение?
— Никакого технического задания, разумеется, художнику никто не даёт. Это же не советское время, когда говорили: «Нам нужно больше производственной тематики, передовиков производства, комбайнеров, сталеваров…». Автор на полотно выносит своё прочтение, своё видение улицы, дома, городского сюжета. В начале этого года я участвовал во всероссийской выставке в Новокузнецке «Индустриализация в постиндустриальное время». Я представил там работу «Тепло старого Иркутска», где изображена снесённая ТЭЦ-2.

Одним из немногих художников я успел запечатлеть исторический объект — уже не работающий, но ещё живой. С этой станцией связана вся моя жизнь. Там работал мой отец, который прошёл путь от ученика слесаря до руководителя Иркутских тепловых сетей. Мама тоже начинала работать на ТЭЦ в лаборатории контрольно-измерительных приборов и автоматики. Там они с папой и познакомились. Если меня разбудить ночью, я точно скажу, какой километраж в Иркутске тепловых сетей, сколько угля завозилось раньше на ТЭЦ, когда и какие были там котлы… В этом индустриальном пейзаже я вижу свою поэзию. Это кусочек города моего детства.

— Вы делаете зарисовки с натуры?
— По-разному. Когда писал «Поэзию старой улочки», выходил на пленэр с планшетом, искал ракурсы, композиционное решение, ловил свет и тень. Художник порой может целый день просидеть, ожидая нужного освещения. Всё должно быть на контрастах, тогда и цвета более глубокие, и композиция интереснее. Когда всё ровно и блестит — это неинтересно, плоско. Порой я не выхожу на улицу, а пишу с фотозарисовок. Достоверность работы во многом зависит от владения техникой.  

— Почему, как у вас возникает желание написать ту или иную улицу?
— Это связано с воспоминаниями детства и юности. А порой просто идёшь и удивляешься, какой красивый дом, какой необычный ракурс перекрёстка или улицы! Так однажды утром я проходил мимо кафе «Снежинка» на Карла Маркса и буквально остолбенел, подумав: «Надо же, какая у нас красивая улица. Как сочетаются сталинский дом и здание бывшей гостиницы «Националь»». Кажется, что находишься где-то в Европе или в Питере, а ты здесь — в Иркутске. Или увидел какой-то фрагмент фасада и залюбовался. Вот перекрёсток Сухэ-Батора и Свердлова. Его я зарисовывал с разных ракурсов, сделал десятки набросков. Пытался понять, как вечернее освещение преображает машины, как окрашивает дома. В одном из зданий здесь была «Блинная», я написал этот перекрёсток. Или вот старый трамвай, выезжающий с улицы Горького на Ленина, работа называется «Дом Смагина». Сталинская архитектура, старый трамвай придаёт особую атмосферность этому фрагменту города.

Непредсказуемая акварель

— В чём изюминка техники «мокрая акварель», в которой вы работаете?
— Акварель по сухому — жёсткая, она практически не смешивается, не даёт уникального оттенка. Акварель по мокрому даёт эффект размытости, нечёткости, переливов цвета. В этой технике сложно поймать нужную влажность бумаги, густоту краски, насыщенность цвета. Но она живая. Она делает живопись кристальной, полупрозрачной. Наблюдать, как цвета смешиваются друг с другом, – в этом есть своя магия.  

— Вы сказали, что город иногда приходится додумывать и дорассказывать. Что вы имели в виду?
— Акварель по мокрому исключает чёткую детализацию. Ею сложно прорисовать все элементы, узоры фасадов домов. Художник даёт всё условно. Зрителю остаётся догадываться о мелких деталях и фрагментах. Есть у меня, например, вид Крестовоздвиженской церкви, зимний пейзаж. Она очень узнаваема, но остаётся и простор для воображения, можно додумать, что виднеется за поворотом, что это за туманный силуэт вдалеке… Людям это интересно. На всех выставках я оставляю книгу отзывов. Практически все отклики положительные, добрые. Некоторые посетители приводят истории из своего детства: «Надо же, никогда не думала, что наш дом может быть таким красивым, притягивающим внимание. Мы тут всё детство бегали».            

— Вы когда-нибудь кого-то из художников копировали?
— Многих. Например, тайваньского художника Чиен Чан Вэя, австрийского акварелиста Бернхарда Фогеля. У них очень красивые прозрачные городские акварели. Я просто пытался докопаться до техники письма этих авторов. До чего-то докопался, до чего-то до сих пор не могу. Акварельная техника — вещь сложная, зависит от индивидуального мастерства и массы нюансов: сырая бумага или нет, понимаешь ли на два шага вперёд, как будешь дорабатывать картину. Я стараюсь делать работу сразу, как говорится, за один присест. Ведь если, работая маслом, ты можешь исправить недочёт, то акварелью ты его не уберёшь. Точных копий акварельных работ сделать практически невозможно: смешение красок, оттенков, бликов повторить сложно. Я пытался продублировать свою картину «Ольхонская пристань», но не получилось. Тут краска потекла, там световые акценты не те или пропорции не совпадают…

— Можно сказать, что акварель — это не только техника, но и способ мышления?
— Конечно, есть определенные каноны, от которых отходить нельзя. Передний план, дальний, построение композиции, тональность, акценты. Картина не может быть плоской, должна иметь перспективу, чтобы зрителю казалось «я могу туда шагнуть, пойти по этому переулку, заглянуть за угол».

Как кляксой улучшить картину

— Как вы относитесь к концепции о том, что чем сложнее, критичнее время, тем больше художнику хочется уйти в какой-то свой мир, в некую башню из слоновой кости и писать выдуманную реальность?
— У меня для этого недостаточно фантазии, я же не Уэллс и не Беляев. Я реалист, здраво отношусь к жизни и понимаю, что от неё всё равно не убежать. Некоторые пишут каких-то драконов, фей, инопланетные сюжеты. Я пишу реальный город, который люблю, в котором живу. И не вижу необходимости убегать в фантастическую реальность.

— Нужно ли вам вдохновение?
— Важно, чтобы и внутри, и вовне всё было спокойно и гармонично. Когда загружен кучей проблем, на работе что-то не клеится, в думе споры, то вряд ли ты сможешь что-то написать. Для этого нужен внутренний порыв, а не так: в своём расписании помечаешь — с пяти до шести я занимаюсь творчеством. В выходные порой прихожу в мастерскую, намереваясь поработать, всё достаю, а настроения нет. Взялся писать — получилась белиберда. Тогда откладываю краски и кисть — надо ждать. Вдохновение может прийти через час или к вечеру. Тогда до двух ночи могу работать, не отрываясь, не глядя на часы. Могу и ночью проснуться, крутить в голове какую-то идею.

— Как ваши домашние относятся к вашим занятиям живописью?
— Прекрасно. Дети выросли, трое внуков. Две внучки тоже занимаются рисованием. Они мне показывают свои работы, я им — свои. Мы вместе пишем. В выходные стараюсь всех собрать у себя. Жена, глядя на меня, тоже «заразилась» живописью. Пробовала работать маслом, окончила художественные курсы у Сергея Казанцева. Но жена больше копировала красивые картины других авторов. Потом начала заниматься созданием кукол, в основном, сказочных персонажей.

— Вспомните какой-нибудь необычный случай из вашей художественной практики?
— Я писал картину «Дорога в детство», где изобразил перекрёсток Свердлова и Степана Разина. Если смотреть в сторону набережной, там есть интересные старые дома, каменное здание, где раньше был Кировский военкомат. Почти законченную работу я положил на стол. А ко мне как раз в гости пришёл внук, и на моём рабочем рисовальном столе среди красок он нашёл маленький пузырек с морилкой на спирту. Я с её помощью реставрирую старую мебель. Внук открыл пузырёк как раз над моей картиной, и на неё плюхнулась большая клякса. Она прожгла бумагу насквозь. Я, конечно, впал в ступор: переделывать работу невозможно, для этого опять надо собраться, поймать настроение… Тут я экспромтом доработал сюжет, на месте кляксы положил тени от деревьев. И получилось интересно. Вроде бы даже эта капля вошла в работу, придав ей определённый шарм. Позже «Дорога в детство» побывала на трёх всероссийских выставках.