Александр Айдаров: «Я — счастливый человек»

Ведущий солист Иркутского областного музыкального театра имени Н. М. Загурского Александр Айдаров — личность многогранная. В его портфолио около ста ролей на сцене театра, он пишет стихи и песни. А еще он прекрасный рассказчик, который как фокусник достает разные захватывающие истории «из рукава». Мы поговорили с Александром о балансе темного и светлого в мире, роли музы в жизни актера и о том, почему он никогда не пишет страшных стихов.

Екатерина САНЖИЕВА

Переход на светлую сторону

— Есть в вашей судьбе момент, который меня заинтриговал: как из рокера с длинными волосами с несколько демоническим имиджем вы превратились в человека верующего, осеняющего себя крестом перед выходом на сцену? Из-за чего произошла такая метаморфоза?
— Меня изменила роль Иешуа в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда». Дело в том, что изначально я должен был исполнять Иуду. И у меня, действительно, на тот момент были длинные волосы, такой несколько демонический рокерский имидж. В «Театре пилигримов» я играл в основном отрицательных персонажей. Но Владимир Соколов, руководитель «Пилигримов», посчитал, что мне больше созвучна роль Христа. В результате этого решения я исполнял главную роль в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда» 26 лет. Не только в Иркутске, но и на подмостках театров Москвы, Минска, Ярославля, Владивостока, Ташкента и других городов. Эта роль стала для меня судьбоносной.
Готовясь к спектаклю, я стал погружаться в образ, изучил много литературы, посмотрел много фильмов. А начал с того, что прочитал Библию. И все это «перетянуло» меня на светлую сторону. А потом в моей жизни стали появляться люди, которые привели меня на клирос Собора Богоявления. Я там пел долгое время. Позже я заинтересовался эзотерикой и буддистскими практиками. Но, по сути, толчком к этим изменениям стала роль Иисуса.

— Работа артиста связана с перевоплощениями. Раньше церковь относилась к представителям этой профессии настороженно, считая, что актёрское ремесло — от дьявола. Вы как верующий человек не ощущаете такого противоречия?
— Я играл графа Резанова в рок-опере «Юнона и Авось». Там у моего героя есть такие слова: «Я пуст, я нищая падаль. Создатель, ты дух мой похитил. Пустынна обитель, стучу по груди пустотелой, как дятел. Создатель, создатель». Резанов бросает вызов Богу, но потом приходит к покаянию. Возможно, в какой-то степени и актеры пытаются бросить вызов создателю. Но с годами приходит мудрость, и ты понимаешь: никто ни с кем не спорит. Все в мире: светлое и темное — тесно переплетено. Как и в любом из нас, ведь нет только хороших или плохих людей. А в искусстве контраст света и тьмы просто необходим. Без него не будет книг, картин, спектаклей, фильмов.

— Расскажите про сам процесс перевоплощения. Сложно ли это — прочувствовать героя изнутри, «примерить» его характер на себя? Как вы готовитесь к роли?
— Смотришь фильмы, читаешь литературу. И, выходя на сцену, квинтэссенцию всей этой информации о герое транслируешь в зал. Плюс, даешь свои эмоции, связанные с этим героем. Вообще, это достаточно сложный процесс. В разные роли вживаешься по-разному. И герои на тебя по-разному влияют. В оперетте «Белая акация» я играл капитана Константина Куприянова. Я мог прийти в театр больным, усталым, раздраженным, но стоило мне надеть белый китель и выйти на сцену, я тут же излечивался, откидывал все сомнения и играл на одном дыхании.

— Не бывает такого, что вы по инерции продолжаете «играть» кого-то из своих персонажей в жизни? Или после спектакля вы снимаете сценический костюм и становитесь собой?
— Поначалу у меня были моменты, когда возникала подобная путаница. Роль проникала в жизнь, а жизнь мешала роли. Персонаж так глубоко проникал в меня, что я и вне сцены продолжал в него играть. И это сильно мешало. С годами все сглаживается. Ты становишься более профессиональным, тебе легче «снимать» сценический образ, сценическую энергетику после спектакля. Проще войти в образ и выйти из него. Допустим, несколько лет назад я играл графа Монте-Кристо. Герой Дюма мстил своим врагам, всю жизнь этому посвятил. В моей жизни тоже бывали моменты, когда меня предавали и возникали мысли о мести. Но работая над ролью Монте-Кристо, я понимал, что это неправильно. В Библии есть слова: «Мне отмщение и аз воздам». То есть — не думайте о возмездии, не мстите обидчику, ибо воздастся каждому по справедливости. Нельзя никого судить. Ведь ты много не знаешь о другом человеке. Мы грехи человека видим, а покаяния его не знаем.

«Научился веселиться на сцене»

— Есть ли у вас в коллективе среди артистов конкуренция, элемент соперничества?
— Конечно, есть. Но, к счастью, я понял, что нужно соревноваться не с окружающими, а с самим собой. Сравнивать себя нынешнего со своими прежними достижениями и стараться стать лучше. Лучше петь, лучше играть.

— Получив такие яркие роли в самом начале карьеры, вы, наверное, не хотели опускать планку? Сложно ли было развиваться в театре после такого яркого дебюта?
— За время своей работы в театре у меня было очень много травм. И некоторые из них не дают мне исполнять роли, требующие физической активности. Я не могу прыгать, бегать. Но стараюсь относится к этому философски. Маленьких ролей не бывает — это я теперь знаю. Например, в спектакле «Тетушка Чарли» я играю полковника Чеснея. Сейчас эта роль — одна из моих любимых. С ней связан забавный случай. Я должен был подарить тетушке Чарли цветок, но забыл его за кулисами. У меня в руках была только газета. И тогда я сымпровизировал, сказав: «Примите от меня в знак восхищения эту газету!» Мой партнер, исполнявший тетушку, не растерялся и подыграл: «Хм, какая газета! Свежий номер!» В антракте ко мне подошел дирижер и спросил: «В оркестре интересуются — будет ли продолжение про газету?». Мы обыграли недочет и сделали это интересно! Я научился на сцене веселиться, а не только грустить. Вначале мои герои были сплошь лириками или философами, а теперь я бываю и комичным, и забавным. Это здорово, когда ты можешь заставить зрителей рассмеяться.

— Вы сказали, что считаете свою творческую судьбу счастливой. Как актеру полностью реализоваться в театре? В чем тут секрет?
— Нужно соблюдать одно простое правило: любить не себя в искусстве, а искусство в себе. Я всегда отдавал себя искусству, свою энергию, силы, голос, свою любовь. Отдавал все лучшее, что во мне было. Сначала, как известно, нужно что-то дать, чтобы потом получить. Возможно, поэтому мне так везло. Возможно, поэтому мне дают интересные роли, я развиваюсь, пробую себя в разных амплуа. Постоянно мне что-то подбрасывают, только успеваю играть, не успевая отдышаться. Никогда не стоял с протянутой рукой и не вымаливал роли.

— Но каждый актер в определенном смысле донор. Он отдает свою энергетику и талант публике. Это суть его профессии…
— Бывает по-разному. Вспомнилась история, связанная с Владимиром Высоцким. На репетиции Высоцкий вышел на сцену и прочитал стихотворение Бориса Пастернака «Гамлет» с ударением на слове «я»: «Гул затих, я вышел на подмостки»… На что Юрий Любимов (основатель и главный режиссер Театра на Таганке — Е. С.) сказал: «Вышел? Можешь уходить», — имея в виду, что акцент здесь должен быть на другом слове. У меня тоже бывали моменты, когда я впадал в самолюбование и эгоцентризм. Из-за громкого успеха рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» чуть было не потерял голову. Мне тогда было 23 года. Был большой риск «зазвездиться».

— Как вы это преодолели?
— Друзья мне помогали, давали разумные советы. А порой сама Вселенная жестко ставила на место. Я получал много травм, и было время подумать о том, что я делаю не так. Помню, на гастролях в Ярославле в финале первого акта «Юноны и Авось» я убежал за кулисы, подвернул ногу и сломал стопу. Второй акт мне пришлось играть с переломом, было больно. А нужно было не только петь, но и танцевать. Потом у нас в театре даже хохма родилась: «Артист, сломавший кость стопы в финале первого акта, во втором уже играет в полноги».

— Как можно петь, когда тебе больно?
— Еще как можно! В организме в такие моменты вырабатывается адреналин и голос звучит потрясающе. Кстати, вспомнился случай в тему. Мой знакомый однажды попросил меня спеть для его жены серенаду. Но поскольку жили они на седьмом этаже, решили поднять меня туда в строительной люльке. Тогда девушке оставалось лишь открыть окно и насладиться песней. Высоты я никогда не боялся. Но поднялся ветер и люльку начало сильно раскачивать. Я испугался. Знаете, так хорошо я никогда не пел! Звонко, красиво, прочувствованно.

Артист не должен быть голодным

— Федор Шаляпин, рассказывают, особенно хорошо пел, когда ругался с парикмахером, костюмером, хористами. А у вас есть какие-то ноу-хау, настройки перед спектаклем?
— Перед выходом на сцену я читаю молитвы. Сейчас еще освоил и восточные практики. Стараюсь перед выступлением не взаимодействовать с коллегами, а погружаюсь в себя, нахожу в себе что-то чистое, светлое, настраиваюсь на нужную тональность. Для этого всегда можно найти укромный уголок где-нибудь за кулисами.

— Насколько для вас важно вдохновение? Нужна ли вам влюбленность, муза?
— Одна актриса говорила, что для успешной работы ей нужно постоянно испытывать чувство влюбленности. Да, влюбленность, восхищение необходимы. На сцене я признаюсь в любви актрисе. За кулисами у нас дружеские отношения, а на сцене искренне ее люблю. Мне говорили, что я очень правдоподобно изображаю чувства. Но это игра, перевоплощение, погружение в образ. Для вдохновения, написания стихов мне нужна скорее влюбленность в жизнь, в мир. Как-то мы работали над сложным спектаклем. Я уставал, приходил домой поздно, сил не было никаких. И вот как-то утром иду по темноте в театр. Кажется, ничего не получится, внутри — опустошенность. Тут оглядываюсь — а за моей спиной восходит солнце. И это обычное вроде явление природы так меня восхитило. Все внутри расцвело, появились силы, и я смог закончить работу над ролью. Иногда смотрю вокруг и думаю: как прекрасен мир. Прекрасен парк, по которому я иду из театра, прекрасны блики солнца на куполах церквей, переливы света на воде. Я влюблен в мир, радуюсь жизни. Это мой главный источник вдохновения.

— А как же мнение о том, что художник должен быть голодным и несчастным?
— Думаю, это метафора. Художник должен быть голодным до творчества. А настоящий голод певцу противопоказан, потому что голос должен на что-то опираться. Несчастным я себя не считаю. Я — счастливый человек. Значит, не создам великих произведений (смеется). Кстати, вспомнил один мистический случай. Я работал над стихами к рок-опере «Жанна Орлеанская». Нужно было написать песню епископа Кошона, который преследовал Жанну и, по сути, привел ее на костер. Я придумал такой ход: инквизитору снится кошмар, будто его схватили черти, утащили в ад и истязают его. Написал я эту жуткую песню и довольный лег спать. Но через два часа я проснулся от того, что на меня лилась горячая вода, прорвало батарею. Я бегал по квартире весь в ожогах, не зная, что делать. Схватив гитару и все самое ценное, я выбежал в подъезд. И тут понял, что попал в то самое место, которое только что описал в стихах. С тех пор стараюсь таких страшных, тяжелых стихотворений не сочинять.

— Похоже, у вас имеется целая коллекция потрясающих историй!
— Так и есть. Вот еще один такой эпизод. Летом я пою романсы в Доме Волконских. В один день могло быть пять концертов. И вот отдыхаю я как-то перед заключительным выступлением. Стою неподвижно, закрыв глаза, настраиваюсь. На мне костюм по моде XIX века, шейный платок. В это время мимо проходит группа китайских туристов. Одна пожилая дама приближается ко мне, разглядывает с интересом, приняв меня за музейный экспонат. Я стою, ничего не подозревая. Открываю глаза и вижу перепуганное лицо дамы. Китаянка с криком бросается к остальным туристам, показывает на меня, что-то говорит. Видимо: «Смотрите, манекен ожил!» Слава богу, все остались живы, хотя и страшно напуганы.

ДОСЬЕ
Александр Айдаров родился в Иркутске. Прапрадед артиста Сергей Глазков был иркутским купцом, вел торговлю с Китаем и держал понтонный мост через Ангару. Предместье Глазково названо в память о нём. Бабушка Александра, учитель литературы, назвала внука в честь Александра Сергеевича Пушкина.
После окончания школы Александр поступил в иркутский авиатехникум. В 1991 году принял участие в конкурсе «Новые имена», исполнив романс «Очарована, околдована». В 1993 году поступил в иркутское училище искусств на отделение академического вокала. Пел в рок-группе Big Trouble. С 1994 работал в студии «Театр Пилигримов». Сыграл там роли царя Креонта, Оракула в рок-опере «Антигона», Пикового валета и Пикового короля в драм-опере «Масть».
Написал стихи для спектаклей «Серебряная нить», «Жанна Орлеанская», «Орфей и Эвридика». Сочинил стихи и музыку к авторскому моноспектаклю «Северные птицы». В Иркутском музыкальном театре сыграл более ста ролей. В том числе Трубадура в «Бременских музыкантах», Хоакина и поэта в «Звезде и Смерти Хоакина Мурьеты», графа Петера Эрдеди в «Марице», Иешуа в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда», графа Резанова в «Юноне и Авось».